До 1933 года между национал-социалистами и коммунистами существовало несколько промежуточных и немногочисленных течений и групп, которые замыкали собой, с обратной стороны, полукруг, образуемый в мире политики истеблишмента справа налево "национал-германцами" (Nationale Deutschen), Народной Германской Партией, Центром, демократами и социал-демократами. В большинстве случаев эти группы не имели специального названия. Их общим знаменателем было отвержение крупного капитала и крупной земельной собственности. Можно упомянуть группы капитана Эрхардта. Эрнста Юнгера. Эрнста Никиша. Беппо Ремера, капитана Штеннеса. Отто Штрассера. Августа Виннига, Ганса Церера. Наша группа входила в это многообразное движение. Во внутренней политике мы, как и все остальные, были сторонниками федерального Государства, на экономическом уровне выступали за государственное управление (план) и "дирижизм", в котором под общественным контролем развивалась бы под-собственность феодального типа. Во внешней политике мы рассматривали Веймарскую республику, а вместе с ней Великобританию, Францию и США, как капиталистическое Государство, которое следует уничтожить и против которого новая свободная и революционная Германия должна выступить в крепком союзе вместе с Россией и другими угнетенными народами Востока.

Мы в нашей группе решили, что создание новой партии это не тот путь, которым надо следовать. Мы предпочли организовать неформальную группу людей, которая могла бы инфильтроваться в важнейшие области и действовать там, исходя из наших общих идеологических интересов. С этого момента мы активно сотрудничали с другими группами, кружками и партиями (в частности, в доме Салингера). Мы стремились к тому, чтобы каждый из наших сконцентрировал вокруг себя максимальное количество контактов, связей и отношений.

В 1933 году, когда Гитлер пришел к власти, все эти группы, легко пережившие запрет на партии, избрали каждая свой путь борьбы с режимом. Отто Штрассер, например, уехал за границу, откуда направлял деятельность своих сторонников в Третьем Райхе. Эрнст Никиш проводил конспиративные встречи, на одной из которых он и был арестован. Мы же, со своей стороны, решили работать в условиях полного подполья и не заявлять о себе как о группе, сделав вид, что все существовавшее ранее разлетелось вдребезги перед лицом успеха победившей стороны. Следуя разработанному заранее плану, мы проникли в партию, где старались занять важные стратегические посты, позволяющие накапливать контакты, помогать друзьям, собирать информацию.

<...> Мы с самого начала знали, что эта война обязательно приведет к уничтожению национал-социализма. Что делать? Ни одна из подпольных групп, вынужденных заниматься нелегальной деятельностью. не была в состоянии самостоятельно свергнуть массовую диктатуру. Но, даже объединившись, без поддержки армии этого также не удалось бы осуществить. И мы задались вопросом: в какой мере и до какой степени мы согласны с другими подпольными группами? И второй вопрос: сможем ли мы, объединившись, склонить генералов Вермахта вступить в этот антигитлеровский заговор?

Оказалось совершенно невозможным склонить на нашу сторону генералов. Зеект оказался могильщиком Вермахта. Когда армия Гинденбурга была сокращена вначале до трехсот, потом до двухсот и. наконец, до ста тысяч человек, Зеект отобрал себе людей по трем категориям: достаточно разумных, чтобы справиться со сложным технически заданием, преданных душой и телом своим начальникам (а значит, лентяев) и безжалостно отстраняющих каждого конкурента от общего корыта. Это тип карьеристов, мелких начальников, которые стали маршалами в одно мгновенье. От таких людей нечего было ожидать. А тех, кто остались чистыми, невозможно было вырвать из их узкого и ограниченного мирка. Они полностью зависели от своего социального контекста. А этим контекстом были крупные помещики и промышленники. Лидером таких военных был доктор Горделер, по-человечески безупречный, но политически безнадежный и патологически неосторожный. Те генералы, которые были нам нужны, слушали только его!

Так как мы были не уверены, что Горделер и его генералы действительно смогут довести до конца покушение, которое мы давно обсуждали, мы стали готовить наше собственное покушение, которое мы назначили на осень 1944. Но волна арестов, последовавшая за неудавшимся покушением 20 июля 1944 года, помешала нам осуществить наш план. <…> В целом, наша деятельность осуществлялась благодаря тесной связке трех персонажей из нашей группы, которые контролировали всю информацию, пропускные документы и взаимопомощь: Вольфрам Зиверс, Шуддеркопф и Шаде. Они постоянно снабжали нас информацией о деятельности СС, СД и Абвера, где они занимали высокие посты. Выписывая фальшивые паспорта и пропуска, организуя фиктивные исследовательские экспедиции и официальные поездки, финансируя нашу деятельность из бюджета своих служб, они прекрасно сознавали, что, если их деятельность будет раскрыта, их высокое положение только усугубит все дело, и их наказание будет ужасным, и одновременно, в лагере союзников из посты принесут им только вред, так как там из примут за убежденных нацистов. Зиверс выдал мне служебный паспорт руководителя личной службы райхсфюрера СС, хотя я никогда близко не занимал такого поста (впрочем, я и не был членом партии, ни тем более СС). Он дошел до того, что для моей свадьбы предоставил в мое распоряжение помещение организации "Аненербе", откуда по этому поводу он приказал вынести все портреты Гитлера!

Он смог организовать мою поездку в гетто (Литцманштадта), чтобы я смог спасти кое-кого оттуда. После моего ареста (за участие в покушении 20 июля) он не только не был сломлен во время допроса (он железно выдержал такие вопросы: "Правда ли, что Хильшер от Вашего имени договаривался с графом Штауффенбергом? "), но и вызволил меня из тюрьмы. Наконец, именно Зиверс (*)

организовал второе покушение. Это второе покушение планировалось на Гитлера и на Гиммлера в окрестностях Оберзальцберга. Особенно важно было устранить Гиммлера, так как именно он контролировал аппарат, без которого Гитлер никогда не смог бы в кратчайшие сроки восстановить полноту политического и полицейского контроля.

С моим арестом прекратилась деятельность последней группы, сражавшейся против партии. Когда я вышел на свободу, передо мной открылась панорама развалин. Даже сегодня я не могу со всей определенностью узнать, кого повесили, а кого нет."

(перевод — А.Дугин)