Москва, 1995

Сборник богословских трудов величайшего православного святого, чье учение представляет собой не только вершину христианской духовности и метафизики, но и является как бы духовным резюме православной цивилизации в ее наиболее глубинных аспектах. Св. Григорий Палама для Православной Церкви является прямым аналогом Фомы Аквинского для католичества. Оба воплощают в себе наиболее существенные стороны двух основных течений христианской Церкви. Св. Григорий Палама являет в себе кристальную доктрину чистейшего Православия, а Фома Аквинский как нельзя лучше отражает основные аспекты "латинской ереси". В данном издании Св. Григорий излагает важнейшие аспекты православной метафизики, отвечая на нападки Варлаама и Акиндина, которые пытались привнести в православное сознание сугубо "латинский", "томистский" рационалистический подход. Показательно, что в периоды отклонения Православия от его догматической и духовной аутентичности, антипаламитские, "латинствующие" мотивы возникали снова и снова и задолго после окончательного решения Православной Церкви относительно полной ортодоксии святого Григория и его канонизации как почитаемого православного святого. Исихазм — блистательным представителем которого был Св. Григорий — не просто одно из возможных путей православного монашеского делания, это живой дух Восточной Церкви, являющейся единственной носительницей христианской истины и "кораблем спасения". Труды Паламы — это краеугольный камень православной мысли в ее цивилизационном аспекте, а значит, она является таковой и для России и русской цивилизации. Русское национальное сознание следует выводить из учения Святого Григория Паламы и возводить к нему же, а через него к полноте православной благодати и спасения во Христе.

репринт 1993 г. с рижского издания 1936 г.

Фундаментальное произведение крупнейшего православного богослова III века, к формулировкам которого восходят многие догматы христианства. Знакомство с Оригеном совершенно необходимо для ясного представления о процессе догматического становления Церкви и православного учения. Данное издание выполнено безукоризненно с "академической" точки зрения и в перевод с латинской версии Руфина "De Principiis" вставлены параллельные места из других источников — враждебных оригенизму или, напротив, апологетических. Окончательно признанный на V Вселенском соборе "еретиком", Ориген в то же время стоял у истоков систематизации православной доктрины. Самым неприемлемым моментом его учения был чрезмерный "манифестационизм" (платонизм), возможно унаследованный от гностической линии Валентина и александрийских валентиниан. Конкретно, речь шла о "трансмиграции" душ и об эсхатологическом "восстановлении" ("апокатастасисе") дьявола и других падших ангелов. В наше время, зеркально противоположное эпохе догматического становления Церкви, — тогда начало, сейчас конец екклесиастического цикла в истории, — богословское становление раннехристианской догматики представляется актуальным в высшей степени.

в 4 томах, Москва, 1990 г.

В собрание включены исторические романы и драмы Мережковского, проясняющие его историософские воззрения. Особенно интересны взгляды этого классического русского "консервативного революционера" на русскую историю от Петра до Николая I, отраженную в драме "Антихрист (Петр и Алексей)" и трилогии "Царство Зверя". Парадигма духовной русской истории после раскола у Мережковского такова: "Святая Русь" утратила однозначность своей святости вместе с расколом. Светское и духовное разделилось, эсхатологическая "симфония" православного Царства нарушилась. Единая некогда истина разделилась на две составляющие — Царь (государство, система) и революция (сектанство, нонконформизм). Причем обе противостоящие друг другу мистические силы русской истории внутренне оживлены единой волей — "чаянием Царства Божьего" и стремлением его приблизить. Но это единое "чаяние" заставляет индивидуализировать главное препятствие для своей реализации в противнике. Царь видит лик Зверя в "революции" (заговоре, сектантах, бунтарях), а "революция" (староверы, декабристы, мистики, еретики — позже народники и коммунисты) узнают этот же лик в Системе (Царе, фарисействующем клире, бюрократии, дворянстве). Мережковский дает таким образом глубочайшее понимание мистике последних веков русской истории, осознанной в кристально ясной оптике "Третьего Пути". Единый эсхатологический глубоко национальный комплекс тайно роднит предельных консерваторов и самых нигилистичных (внешне) революционеров. Поразительно, до какой степени точности Мережковский сумел описать парадигму русской истории последних веков, и как она актуальна для постижения истинного значения тех идеологических и национальных процессов, которые разворачивались уже в советский период. Вообще говоря, консервативным революционерам прочитать всего Мережковского (особенно его книги, посвященные русской истории) совершенно необходимо.

Ленинград, 1990

Самой интересной работой в этом сборнике текстов знаменитого террориста является, безусловно, "Конь Бледный". Это — глубочайшее философское произведение, в котором сходятся воедино темы метафизики, религии, травматической экзистенции, смерти, революции, тайной судьбы России. Особенно важно, что автором был не профессиональный литератор, но человек жизни, на практике испытавший большинство тех ситуаций (терактов, убийств, преследований, пыток), которые составляют ткань произведения. Книга была практически незамечена критикой сразу после ее выхода, лишь один Мережковский осознал ее профетическое и глубинное значение как важнейшего документального и метафизического свидетельства о тайне русской истории. Савинков в "Коне Бледном" дает восхитительный — в его правдивости и великолепии - образ русской Революции, которую вполне можно было бы назвать "Консервативной", так как сущностные мотивации главных героев в их революционной эсеровской борьбе коренятся в православной проблематике, в национальных корнях, в бездне человеческого духа, поставленного перед лицом вечных проблем. Неслучайно автор от социал-революционной идеологии эволюционировал в сторону фашизма, а позже принял Советскую власть, т.е. проделал идеологическую эволюцию, типичную для консервативных революционеров или национал-большевиков.

Москва, 1995

Сборник статей, посвященных евразийцам. Большинство материалов — тексты самих евразийцев (Флоровский, Трубецкой, Сувчинский, Савицкий, Карсавин, Алексеев, Бромберг). Кроме того даны важнейшие статьи противников этого интеллектуального течения (Бердяев, Ильин и др.). В целом дается довольно объективная картина этого интереснейшего направления в русской мысли, ближе всего стоящего к Консервативной Революции. Важно особо отметить статью Бромберга, посвященную соотношению евразийства и восточно-европейского еврейства. Тексты противников данного направления удачно обобщают те позиции, которые (менее осмыслено и более сумбурно) повторяются на разные лады и современными врагами интеллектуального евразийского ренессанса. Предисловие никому не известных Новиковой и Сиземской отвратительно и чрезвычайно нагло. За видимостью академической беспристрастности стоит агрессивное скудоумие, полное непонимание темы и сознательный отказ от любых упоминаний о современном развитии евразийского мировоззрения, которое представляет собой, на самом деле, огромный интерес как в духовном, так и в геополитическом и политическом планах. Современному неоевразийству (его влиянию на современную русскую культуру, международную политику, эволюцию партий и мировоззрений и т.д.) даже на Западе посвящено уже несколько десятков книг и научных исследований, наиболее важным из которых является книга французского профессора Франсуазы Том. Новикова и Сиземская делают вид, что неоевразийства просто не существует. На самом деле, не существует самих Новиковой и Сиземской.

Москва, 1993

Сборник текстов крупнейшего консервативного мыслителя России содержит его основные теоретические работы — "Византизм и славянство", "Средний Европеец", "Записки отшельника", "Племенная политика как орудие всемирной революции" и письма к Владимиру Соловьеву. Все это классические произведения, которые совершенно необходимо внимательно изучить каждому русскому интеллектуалу. Основной тезис Леонтьева заключается в утверждении верховенства принципа Православной Империи, тождественного в общих чертах "византизму", над всеми остальными культурно-политическими и религиозными формами. "Византизм" рассматривается автором как самая счастливая модель социального устройства. В "византизме" Леонтьев видит высшие аспекты и собственно русской цивилизации. При этом критике подвергаются как западно-либеральные системы, так и многие аспекты "славянофильства", которые опровергаются "не слева" (как это имело место в случае русских западников), но "справа". Леонтьев показывает "модернистический", европейско-буржуазный характер теорий "панславизма". Знаменитый тезис Леонтьева по этому поводу гласит: "Славяне есть, славизма нет". То есть разные славянские восточно-европейские народы не представляют собой ни актуальной, ни потенциальной общности, будучи разделенными исторически, религиозно, геополитически и даже психологически. Идеи Леонтьева в огромной степени повлияли на русских евразийцев. Предисловие И.Смирнова вполне корректное и непретенциозное, исполненное искренних симпатий к великому консервативному мыслителю России.

Москва, 1992

Подробное и довольно беспристрастное описание исторических проявлений "русского фашизма" — его харбинской версии в лице партии Радзаевского и американской "лавочки" Вонсяцкого. Следует отметить несколько моментов относительно предмета книги. 1) Русский фашизм как явление представлял собой нечто карикатурное, малоосмысленное и противоречивое, не имеющее никаких оригинальных мировоззренческих, метафизических, мистических или даже стилистически-героических черт. В лице движения Радзаевского — это угрюмо-бездарное, крайне реакционное малочисленное движение, эфемерное и исторически случайное. Никакой самостоятельной идеологии, никакого стройного миросозерцания, поверхностное копирование европейских образцов. Что касается Вонсяцкого, то это чистая оперетта и классический пример экзотического авантюризма русской белой эмиграции. 2) Русский фашизм не несет в себе даже намека на совершение каких бы то ни было предосудительных действий и совершенно чист (в отличие от немецкого национал-социализма и его европейских аналогов) от какого бы то ни было криминального прошлого. Единственным сомнительным эпизодом во всей истории русского фашизма является предполагаемое (недоказанное) соучастие Радзаевского в рэкете одного харбинского еврея. А самым страшным преступлением Вонсяцкого и вовсе был невинный пьяный дебош. Внимательное прочтение книги Джона Стефана недвусмысленно приводит к мысли, что исторические примеры проявления консервативно-революционного мировоззрения, аспекты идеологии Третьего Пути в России следует искать где угодно, только не в историческом русском фашизме, представляющем собой лишь бледную и плоскую пародию. Современные молодежные националистические движения, вдохновляющиеся этим историческим примером или идущие аналогичным путем, автоматически обрекают себя на повторение этого бесславного и неостроумного балагана.

Москва, "Гнозис — Прогресс — Комплекс", 1994

Уникальное исследование, безоговорочно доказывающее существование и плодотворное развитие "фрейдомарксизма", а точнее "фрейдобольшевизма" в послереволюционной России, ушедшего в подполье после разгрома троцкистской оппозиции. Троцкий был политическим покровителем русской психоаналитической школы академиков Ивана Ермакова и Станислава Шацкого, задолго до Маркузе и Фромма заявивших о необходимости толкования революции как воплощенного сновидения, освобождающего нарциссические желания этноса. В особенности, это касается русского этноса, гораздо более приближенного к своей подсознательной сущности, нежели отчужденные народы цивилизации Запада, дисциплинированные поверхностным буржуазным эгоизмом. Эткинд скрупулезно изучает психоаналитические эксперименты русских символистов, обнажающие патологическую страсть либеральной интеллигенции к самоубийству, ее клиническую неспособность к рождению нового дионисийского человека с небывалым бесклассовым сознанием. Множество сенсационных материалов о русских контактах Юнга и Фрейда, неожиданная расшифровка Булгакова, Набокова, Горького и официального советского языка. Выдержанный в жанре интеллектуальной провокации, текст становится в один ряд с фильмами Сергея Дебижева и шоу Сергея Курехина.

"Знак", 1993

Никогда прежде в русскоязычной культурологии реклама мондиалистской утопии не имела столь блестящего исполнения. Согласно теориям математика и структурного лингвиста Бориса Гройса, вселенная имеет рыночную структуру, основная операция которой — непрерывный товарообмен между условными областями "мертвого" и "живого", сходным образом функционирует и культура, существующая за счет инновационного обмена между телами, признанными и непризнанными службой Архива. Наиболее удачной коммерческой операцией в истории признается пришествие Иисуса Христа. Любая претензия на сверхрациональность, запредельность, метафизичность трактуется автором как неоправданный прием, позволяющий взвинтить цену на любой интеллектуальный продукт. Механическая, и на первый взгляд, абсолютно позитивистская утопия Гройса неожиданно приводит его к конспирологическим идеям. Так, он вполне серьезно предсказывает правление "живых машин", рассматривает США как заложников говорящей диснейлендовской куклы Линкольна, а СССР как заложника хранящей до поры безмолвие мумии Ленина, сочетающей в себе принцип выставочного зала с принципом фараоновой усыпальницы. Интересен анализ возникновения и отражения в советском искусстве нового — правого, национал-большевистского — сознания, сменившего прежнее — левое, большевистское. Невозможно считать себя человеком антибуржуазных взглядов, не подвергнувшись искушению Гройсом.

анонимный текст, принадлежащий к серии публикаций под кодовым названием "Мертвая Вода".

Вместо автора указано странное словосочетание "Внутренний Предиктор СССР (России)".

Данное произведение являет собой парадигму специфического делириума, довольно распространенного в т.н. "патриотической" среде. Общая мысль тонет в многозначных трюизмах, смутно напоминающих наукообразие, вульгарное религиоведение, русской национализм и откровенную паранойю. Особенно показательно сочетание в тексте имен современных теледикторов и юмористов с библейскими персонажами и богословами, которые подвергаются нещадной критике, практически, одинаковой по лексическим фигурам и резкости оскорблений. За всем текстом явно угадывается, что, по меньшей мере, один из идиотов-авторов (если их несколько) — татарин, т.к. несмотря на грубейший неоспиритуализм бурным нападкам подвергается троический принцип Православного вероисповедания, и налицо сведение всего к кораническому профетологическому подходу к личности Христа. Но эта, с позволения сказать, "мысль" постоянно теряется за потоком дичайших утверждений, объектом которых становится практически все, что случайно приходит на ум авторскому коллективу. Например о "евреях" и Гитлере излагается следующая история: "Шекельгрубер — сборщик шекля-налога, взимаемого с иудеев раввинатом и его хозяевами; это должность в еврейской общине. Дедушка А.Гитлера носил фамилию Шикльгрубер, которая и определяет сущность "гитлеризма".(!) (стр. 70). Далее следует вывод, что Гитлер убивал евреев, чтобы они исправнее платили налоги раввинам. Но это только один штрих общего бреда. Вот, к примеру, что пишет "Мертвая Вода" о мистериях: "Эту способность к восприятию и осмыслению постановщикам мистерий желательно подавить эмоциональной взвинченностью без смысла (каков стиль! — "Элементы"). Поэтому нет м-истерий без истерий, а истерия — принятие в себя некой мистерии."(стр.146) Апофеозом всего является определение "эзотеризма" : "Эзотеризм — информация для посвященных в нечто" (стр. 147). Заканчивается произведение "самотестом", который имеет только вопросы и варианты ответов (все, как на подбор, наиглупейшие), причем никакой разгадки теста или выводов нет. Вот, к примеру, пункт X: "Свободная воля человека: 1. Что хочу, то и ворочу, поскольку человеку должно стать богом в природе, либо Бог все равно простит? 2. Выбор своей личной ответственности за исполнение Божьего предопределения в отношении Земли?" Явно, что авторам самотеста нравится второй ответ, почему-то заканчивающийся при этом вопросительным знаком. Однако, обе формулировки, в сущности, настолько нелепы, что трудно себе представить какое-нибудь здравомыслящее существо, которое опознало бы свое отношение к "свободной воле человека" в одном из двух предлагаемых ответов. Кончается самотест совсем уже диким предупреждением: "САМОТЕСТ — не игрушка и не баловство!!!" Ясно, что на эту клинику не стоило бы обращать внимание, если бы не серьезное отношение, которое проявляется к ней не только в патриотических кругах, но и среди довольно высокопоставленных лиц Российского Государства. Тот факт, что у широкой патриотической общественности, к великому сожалению, не все в порядке с мозгами, давно уже не секрет, но если у кормила страны стоят люди, почитывающие "Мертвую Воду" или другие опусы "внутренних предикторов", то горе нашему народу...