Романтические поэты и открытие традиционалистской мысли

Элементы: Евгений Всеволодович, Вы были первым человеком в Москве и в России, который открыл течение европейского традиционализма, совершенно неизвестное до этого как в официальных (что естественно), так и в подпольных кругах, интересовавшихся оккультизмом и мистикой. Благодаря Вам уже с начала 60-х годов такие имена, как Рене Генон, Юлиус Эвола, Титус Буркхардт, Фритьоф Шуон, а также Фульканелли и Канселье, стали известны среди некоторых московских закрытых групп, интересующихся эзотеризмом. Не могли бы Вы рассказать о том, как вы открыли для себя этих авторов? Были ли у Вас учителя, наставники?

Евгений Головин: Нет. У меня не было учителей. У меня не было в начале даже особого интереса собственно к оккультизму и эзотеризму. Просто в силу страстного почитания мистической поэзии, мистической литературы вообще я вполне закономерно пришел к выводу, что надо бы почитать что-нибудь теоретическое на эту тему. Хотя в юности я читал таких авторов, как Сэнт-Ив д'Альвейдр или Папюс, официальный оккультизм ничего кроме скепсиса во мне не вызвал. Но в году 63-м или 64-м совершенно случайно в Ленинской библиотеке я напал на книгу Рене Генона "Кризис современного мира". Этот автор ранее был мне совсем не известен. Книга меня совершенно потрясла. Определенная неприязнь к западной цивилизации возникла у меня лет в 15-16 после довольно детального знакомства с Ницше — эмоциональный удар в этом смысле был нанесен уже очень давно. Но в Геноне я впервые увидел автора, который настолько страстно, настолько логично и настолько детально подверг абсолютной критике всю европейскую цивилизацию в целом, как никто не делал до него. Меня поразил его язык — прозрачный, необычайно точный, математический в лучшем смысле этого слова. Меня также поразила феноменальная эрудиция автора. После этого я понял, что Генон — это один из лучших писателей, которые разбирали эту тему. Вслед за Геноном я начал изучать эзотерическую литературу XX века, стремясь особенно читать именно французских, английских, немецких авторов, писавших на эту тему, а не переводы на европейские языки арабов, индусов, японцев и т.д. Быть может, в этом сказалось мое обостренное чувство языка. Несмотря на то, что я перелопатил все же огромное, дикое количество переводов восточных традиционалистов — таких, как Нараянананда, Сиддхи Сварананда и прочих "ананд" — я быстро пришел к выводу, что европейская средневековая мистическая литература и литература барокко гораздо полнее отражает мистический смысл бытия для нас, европейцев, чем любые переводы индусских или китайских классиков. Особенно если мы учтем, что традиционные восточные эзотерические тексты, проходя через профанические ориенталистские мозги современных ученых, крайне извращают свою внутреннюю суть. Отвечая на Ваш вопрос, я хочу еще раз подчеркнуть, что мое увлечение системой эзотеризма началось с Генона и только с Генона, тексты которого я открыл для себя безо всяких указаний кого бы то ни было.

Эл.: Вы, безусловно, лучший в России знаток герметической и алхимической традиции. Интерес к герметизму тоже был следствием знакомства с Геноном, или он появился как-то отдельно?

Е.Г.: Мой интерес к алхимии пробудился раньше, лет в 16-17. Естественно, я не знал тогда никаких алхимических писателей и не читал никакой алхимической литературы. Я просто был всегда крайне ангажирован европейской поэзией, особенно поэзией темной, мистической. Меня поразили некоторые герметические экскурсы, которые встретились мне даже в поэзии XIX века. Когда я читал некоторые непонятные стихи Жерара де Нерваля и Бодлера, или когда я стал изучать Рембо и Малларме, меня невероятно фасцинировали некоторые темные формулировки в их станцах и сонетах, хотя там и не было прямого обращения к алхимии как науке или искусству. Я не понимал еще терминологии, но у меня была невероятная тяга к этому всему. Конечно, я всегда понимал, что современное понимание алхимии никакого отношения к подлинной алхимии не имеет. И как ни странно, настоящий интерес к алхимии у меня возник после прочтения Рене Генона, и точнее, после его книги "Великая Триада", где я впервые прочел об алхимических Элементах и принципах. И после этого я решил вплотную заняться этой литературой.

Путь в алхимический сад

Эл.: Вы относитесь к алхимии как к чисто спиритуальной и традиционной науке, т.е. так, как относился к ней Генон?

Е.Г.: Я отношусь к ней очень серьезно. Когда я прочел Генона, у которого, кстати, не так уж много пассажей об алхимии, я понял, что он относит ее к глобальной Традиции вообще, к традиции теистической и метафизической. Я уже уверовал в Генона, как можно уверовать, к примеру, в Ницше, когда, открывая "Человеческое-слишком-человеческое", ты понимаешь, что там каждое слово — правда, каждый афоризм входит в душу и его не хочется ни критиковать, ни оспаривать, просто ты знаешь наверняка, что это так и есть. Когда я прочел книгу Генона "Царство количества и знаки времени" у меня было чувство, что я сам ее написал. Не в том смысле, конечно, что я бы мог написать ее с точки зрения эрудиции, но мне показалось, что тексты Генона как бы спали в темноте моей души. Генон говорил, что алхимия — это великая цивилизация, к которой осталось только несколько очень темных, очень сложных ходов. Мне также стало ясно, что прежде, чем о ней говорить, надо очень даже много подумать и очень даже много прочитать. Следующим шагом к герметической традиции была книга Юлиуса Эволы "Герметическая Традиция". Однако мне эта книга сразу же не понравилась. Эвола уже в предисловии пишет вещи, которые меня смутили. Он говорит, что благодаря его собственной книге читатель отныне сможет понимать всех алхимических и герметических авторов, сколь бы загадочны они ни были. Я честно прочел труд Эволы, потом второй и третий раз. После этого я взял очень трудную книгу Космополита "Новый химический свет" 1623 года. И несмотря на уверения Эволы я ничего, в сущности, в этой книге не понял. Естественно, реакция у меня была такая: либо я — дурак, либо Эвола очень много на себя берет. Несмотря на мое легкомыслие, я очень люблю фундаментальность. У меня к ней есть определенная страсть. Поэтому я понял, что для постижения алхимии, необходимо изучить ее язык, надо выяснить вначале, что, собственно, эти люди хотят сказать. Что такое металлы? Что такое золото? Что такое драгоценные камни? И чего эта алхимия добивается? Я начал лихорадочно и несколько хаотически изучать предмет. Прочел, наверное, сотни книг. Причем прочел все, что в XX веке было на эту тему написано. Первые два-три года, в общем-то, я изучал алхимию довольно хаотически.

Эл.: Любопытно, что у меня было такое же чувство в отношении Эволы, когда я читал его комментарии к герметическому труду "Магический мир героев" Чезаре делла Ривьера. У меня сложилось впечатление, что Эвола все аспекты алхимии сводит к тантрической парадигме, которую, впрочем, он хорошо знает, и ограничивается при этом несколько "субъективным", даже "индивидуалистическим" пониманием Королевского Искусства. Может быть, это и допустимо, но за кадром остается "объективный", внеиндивидуальный, чисто спиритуальный и даже метафизический аспект алхимии. Так же недостаточны пояснения Эволы к работам Джона Ди.

Е.Г.: Вы совершенно правы. Именно этот аспект понимания алхимии Эволой меня сразу насторожил. Кстати, этот подход является вообще преодладающим в XX веке, особенно начиная с 30 -х годов. Я вообще исключаю историков химии, которые пытались найти азы современной химии у Парацельса, Валентина, даже Фламмеля. Это все понятно, достаточно наивно и входит в историю науки. Потом, когда мне попалась совершенно уникальная работа Линна Торндайка "История магии и экспериментальных наук" в пяти томах, где целый том посвящен изысканиям в области алхимии, меня очень заинтересовал именно его особенный подход. И не потому, что я хорошо знал Ньютона, для этого мне не хватало математических и физических знаний. Просто я когда-то читал теологические размышления Ньютона. Торндайк в своей работе дал, однако, построчные примечанию Ньютона к классической книге Иринея Филалета "Открытый вход в закрытый дворец Короля". Эти замечания поразили меня своей ясностью и очень глубоким пониманием материала. Меня очень удивило, что такой человек, как Ньютон, который, в сущности, является одним из основателей современного позитивизма или научного подхода к миру, столь глубоко и интересно мог понять область, казалось бы, совершенно для него чуждую. После этого я начал читать Лейбница, которого Генон назвал "полупрофаном", что с точки зрения Генона является, скорее, комплиментом...

Эл.: Потому что у Генона это подразумевает, что он был вместе с тем "полупосвященным"...

Е.Г.: Да, "полупосвященным"... Так через этих писателей — через Лейбница, Гельвеция и Ньютона — начал читать очень трудную алхимическую классику. Я помню, что, как проклятый, я полгода пытался разобраться в известной книге Валентина Андреа, которая называется "Химическая свадьба Иоганна Розенкрейца" с комментариями Лейбница. У Лейбница было поразительно, что он дал вполне ясный алхимический анализ текста, значит у него было глубокое и пытливое желание понять, что такое алхимия и чего она хочет. Я говорю об этом, чтобы показать, что я пытался подойти к алхимии с самых, самых разных сторон.

Современная наука и черная магия

Эл.: Вы затронули удивительно интересную тему. Мирча Элиаде также не раз указывал, что сугубо современный мир с его ненавистью ко всему сакральному и традиционному, тем не менее, во многих своих аспектах воспроизводит отдельные стороны сугубо герметического, алхимического мировоззрения, лишенного, однако, сугубо спиритуального измерения. Эта тема, на мой взгляд, весьма актуальна и требует дальнейшего развития. Как Вы прекрасно отметили, отцы позитивистского мировоззрения были одновременно любителями магии и оккультных наук. Взять, к примеру, Кеплера...

Е.Г. Безусловно, безусловно. Крайне интересен переход магического мировоззрения в мировоззрение научное. Иногда этот переход почти неуловим, как Вы правильно заметили, у того же Кеплера, который был когда-то другом Роберта Фладда и придворным астрологом мистического императора Рудольфа Второго, но при этом он заложил основы сугубо современной астрономической картины мира. Если внимательно почитать Кеплера, то как раз открывается то, о чем Вы говорите, а именно, обнаруживается весьма странное происхождение современной позитивистской науки. Кеплер несомненно позитивист. В то же время при внимательном чтении его книги "Гармония Мунди" возникает странное впечатление — ведь Кеплер стоит на неоплатонических позициях... Его внимание занимает такая проблема — возможно ли круг заменить Эллипсом? Что такое Эллипс? Как понять идею Эллипса? Как, иными словами, соединить между собой два разных центра одной плавной кривой?

Эл.: Генон в одном месте писал, что проблема перехода круга в Эллипс соответствует соотношению субтильного мира (круг) и плотного, телесного мира (Эллипс). Наличие двух полюсов у Эллипса и одного центра у круга Генон соотносит с имплицитным дуализмом физической реальности. Крайне важно, на мой взгляд, замечание Генона о "черном центре" и его магическом смысле, т. е. о втором полюсе Эллипса вращения земли вокруг солнца. Первым и явным полюсом этого вращения является, естественно, само Солнце, "светлый центр"...

Е.Г.: Да, все верно. Но возвратимся к совмещению позитивизма и магии... Другим представителем этого явления можно назвать Джона Ди, создателя теории "четвертого измерения", написавшего глубокое исследование к "Началам" Эвклида, знаменитого астронома и картографа. И в то же время Джон Ди — одна из исторических персонификаций доктора Фауста — является одной из переходных фигур от магии к позитивизму, он распят между магией и позитивистской наукой. Мне всегда было странно, как подобные люди могли это сочетать? Так ли уж несоединимо магическое мировоззрение с позитивистским? Не является ли резкий буржуазный акцент на позитивизм намеренным и искусственным, сделанным для того, чтобы насильственно прервать нормальный и естественный исторический процесс.

Эл.: В Вашем восхитительном послесловии к изданию Лавкрафта в коллекции "ГАРФАНГ" Вы затронули, на мой взгляд, одну из самых закрытых и тревожных тем — тему совпадения многих аспектов современной науки с определенными учениями и доктринами черной магии. Вы очень убедительно соотнесли сугубо современный строй сознания с черно-магическим видением мира. Из Вашего текста следуют логически удивительные по своей значимости и нагруженности выводы. Например, идея о магичности самого материализма как научного подхода. Вы даже употребили формулу — "магический материализм Лавкрафта".

Е.Г.: Есть серьезные основания считать современную науку очень точным продолжением черной магии, только если убрать из черной магии ее спиритуальный аспект. Я имею в виду негативную магию слова, орфического посвящения и невыносимо эсхатологический христианский аспект — я имею в виду сведение необозримого многообразия мира и миров к борьбе добра и зла. Если убрать все это у Роджера Бэкона, Альберта Великого и Парацельса, то мы получим весь инструментарий современной науки. Самое поразительное, что Роджер Бэкон в свое время говорил, что очень многого можно добиться, работая с материей, если Бога заключить в атом, в материю. Он писал: "Если Бога заключить в атом, то можно взорвать Бога". Я цитирую почти буквально одно из его сочинений, которое называется "Ultra plus". Этот гениальный человек, который очень любил игровую сторону бытия, полагал, что науку можно развивать таким способом. У него есть поразительные вещи — он говорил и об атомной бомбе, и о летательных аппаратах, и о завоевании других планет, но говорил об этом так, как когда-то прециозные поэты задолго до Галилея говорили, как хорошо рассматривать сквозь линзы ночное звездное небо и какие там бывают удивительные картины... Роджер Бэкон, а вслед за ним Парацельс никогда не относились к подобным проектам серьезно. Они показывали, что есть возможность покорить материю, если особой концентрацией духа развить это материальное начало в своей душе.

Эзотеризм Жюля Верна

Эл.: В Ваших текстах, в Вашей поэзии очень часто Вы обращаетесь к теме Севера, Норда, и шире к теме сакральной географии, магической географии. Почему?

Е.Г.: Это очень забавно. Я уже говорил, что, на мой взгляд, самое печальное, когда мы обращаемся к эзотеризму непосредственно, выискивая у эзотерических авторов, философов, метафизиков конкретные, иногда терминологически правильные, отчеты на эту тему. Я всегда воспринимал эзотеризм как глобальное мировоззрение. Меня, например, эта тема поразила у Жюля Верна. Идея сакральной географии, идея мистики Севера и Юга заинтересовала меня лет в 14, когда я прочел "Приключения капитана Геттераса". Жюль Верн, на мой взгляд, удивительнейший, интереснейший автор. Именно он дал в своих книгах общий очерк сакральной географии. И вместе с тем, он обозначил противопоставление Севера как центра Жизненности и вместе с тем как константы, с одной стороны, и Антарктиды, Южного Креста и Южного Полюса как центра Универсальной Смерти. Я прочел почти сразу два его романа, которые вскрывают эту тему — "Приключения капитана Гаттераса", о завоевании Северного Полюса, и "Сфинкс снегов", своего рода продолжение "Приключений Артура Гордона Пима" Эдгара По, об экспедиции к Южному Полюсу. Мое внимание привлек тот факт, что, когда экспедиция капитана Гаттераса после Новой Земли проходит через Ледовитый океан, путешественникам открывается бездонное прозрачное море. Меня поразило, что сходное описание я позднее прочел у знаменитого алхимика Михаила Сандивогиуса касательно "философского моря". Это было ослепительным открытием для меня, так как я никогда не мог заподозрить Жюля Верна, преданного науке и склонного, скорее, к позитивизму, в том, что он интересуется магией и мистикой. Такое полное совпадение между текстами крайне сложного алхимического автора XVI века, который писал темным и наполненным специальными терминами языком, и сюжетами развлекательного романиста XIX века, писавшего, в основном, для юношества, было, согласитесь, довольно неожиданным.

Эл.: Некоторые современные авторы, в частности, чилиец Мигель Серрано, утверждают, что множество совпадений в текстах Жюля Верна с доктринами сакральной географии является следствием его причастности к определенной инициатической цепи. К примеру, книга "Путешествие к центру земли", где описывается теория "полой земли", совпадающая с представлениями о подземной стране "Шамбала" или "Аггарта", о чем писал Генон в "Короле Мира"... Существует, если я не ошибаюсь, даже такая книга "Эзотеризм Жюля Верна"...

Е.Г.: Да, такая книга есть. Хотя она не очень интересная. Жюль Верн был все-таки материалист и относился к магии и мистике как к тем возможностям материи, которые еще не открыты и не известны. Его книги все же нельзя рассматривать, как часто любят это делать филологи в отношении Виктора Гюго или Бальзака, как прямое следствие эзотерических увлечений. К Жюлю Верну в этом смысле следует все же относиться очень сдержанно. И все же он подчас дает нам очень интересные побуждения. В частности, в той книге, которую Вы упомянули, "Путешествие к центру земли", меня сразу заинтересовала одна фигура. О ней я слышал и раньше. Я имею в виду исландского алхимика Арне Сакнуссена. Если Вы помните сюжет этой книги, немецкий ученый и его племянник именно благодаря рунической надписи, найденной в одной старинной книге, двинулись в путешествие, чтобы проникнуть в подземную страну. После этого я попытался найти книги Арне Сакнуссена и, как ни странно, нашел несколько его сочинений. На мой взгляд, это совершенно поразительные тексты, так как именно там впервые и очень точно во-первых, дана географическая карта Гипербореи, а во-вторых, указан путь туда. Там есть также удивительные соображения по поводу мироздания вообще. Кроме того, будучи алхимиком, Сакнуссен прекрасно разъяснил очень тонкий переход от Элемента Земли к Элементу Воды. Это — тот самый момент, который превращает нашу планету в "философский океан", где реальность совпадает с реальностью воображения и сна, и где, как Вы понимаете, фантазия писателя, алхимика и поэта может разыграться достаточно свободно.

Полярный веер Арне Сакнуссена

Эл.: Эти данные магической географии или герметической географии имеют точное соответствие в сугубо традиционалистской мысли, согласно которой именно северный континент был изначальной колыбелью человечества, истоком Примордиальной Традиции. Скажите, есть ли, на Ваш взгляд, здесь прямое совпадение, или идея "герметического Севера" в перспективе магической географии является совершенно особой реальностью, отличной от довольно конкретного понимания этой проблемы в традиционализме Генона?

Е.Г.: Может быть, это две стороны одной и той же доктрины, но нам сейчас довольно сложно об этом говорить. Дело в том, что Сакнуссен и многие его ученики придерживались особого понимания такой науки, как герметическая география или магическая география. Позже такие авторы, как Афанасий Кирхер и близкие к нему писатели, а затем ученики Парацельса описали магическую географию как таковую, сильно отличающуюся от доктрин самого Сакнуссена и его школы. Дело в том, что Сакнуссен не является дуалистом. Он — монотеист. Он рассматривает Север, Норд, как магическую точку, от которой расходятся линии, подобные перьям веера. Звезда Арктур или Полярная Звезда, как пишет Сакнуссен, является тем средоточием, той универсальной жизненной константой, которая держит этот веер на себе. Представьте себе, что перья этого веера потом расходятся на Юг и в Ночь. Такова одна из начальных схем герметического мировоззрения этого воспринимаемого мира.

Рунические созвездия "философского ледовитого океана"

Эл.: Существует такой крайне интересный и совершенно не известный немецкий автор XX века, который, руководствуясь сходным принципом "полярного веера", исследовал протоисторию человечества. Он сделал поразительные октрытия, доказывающие, что, к примеру, пещерные надписи, знаки на камнях, костях и других предметах, оставленные изначальным человечеством, суть идеограммы, интеллектуально повествующие о драматическом движении северной, гиперборейской расы с северного палеоконтинента на Юг, в миры смешения и Ночи. Я недавно издал книгу — "Гиперборейская теория" — с кратким описанием доктрины Германа Вирта, с объяснением рунического письма и т.д. Этот археологический и палеоэпиграфический подход к проблеме Севера является еще одной плоскостью (наряду с герметической географией и геноновским традиционализмом), в котором может проявляться нордизм или нордоцентризм. Вирт был радикальным приверженцем теории "культурных кругов", "Kulturkreise", которую официальная советская наука считала буржуазной. Самой центральной, истоковой культурой Вирт считал как раз "Thulekultur", протокультуру гиперборейской столицы, Туле.

Е.Г.: Здесь очень много интереснейших соответствий. Герман Вирт — пионер той науки, которая, действительно, достойна того, чтобы ею заниматься и ее развивать. Насколько я понимаю, мы только на пороге изучения рунической письменности, рунической мифологии и даже рунической метафизики. Заметьте, что эта идея "полярного веера", а также многие астрологические аспекты северных звезд и северных созвездий, часто отражаются в рунах непосредственно, идеографически. Один из последователей Сакнуссена в XVIII веке, Людвиг Гольдберг, алхимик, астролог и вообще чудаковатый человек, дал несколько карт того, что мы называем "философским ледовитым океаном". Имеются в виду астрологические карты. И что удивительно, в его астрологической гиперборейской карте из знакомых нам созвездий даются только несколько северных. Когда человек находится в этом "философском ледовитом океане", остальные созвездия меняют свои названия и конфигурации. Это — одно из свидетельств необычайно живого развития космоса. В этом также видно, что именно с Севера начинается та универсальная жизненная константа, которую никогда нельзя ни определить, ни понять, но оси которой могут, тем не менее, иногда доминировать в нашем "селфе" и в нашем мозгу.

Фасцинация северного сияния

Эл.: Однажды в приватной беседе Вы затронули энигматическую тему, которая, на мой взгляд, имеет огромное значение и являтся крайне актуальной. Вы сказали о том, что в настоящий момент происходит "активация северных созвездий", что должно резко повлиять на магистральное развитие человеческой цивилизации, открыть неожиданные и новые пути, утвердить новые особые спиритуальные ценности. Не могли бы Вы, если, конечно, этот сюжет не покажется Вам слишком деликатным, сказать несколько слов по этому поводу? Действительно, мы все яснее замечаем, как, казалось бы, абсурдные и ирреальные темы "магического нордизма", "спиритуального, духовного нордизма" становятся все более привлекательными и фасцинативными для значительного числа людей — значительного, естественно, по сравнению с предельной неконкретностью и далекостью данной проблемы от большинства материалистического человечества.

Е.Г.: Обратите внимание на то, что все нигилистические тенденции цивилизации за последние два века вообще не касаются темы Севера, избегают ее, обходят стороной. Тема Севера, тема полярной мифологии в принципе остается на крайней периферии и практически не подвергается профанированию. Европейский нигилизм занимается чем угодно — этикой, наукой, человеческой судьбой, но он по своей природе не может затрагивать осевых моментов экзистенции. Север или то, что приближенно мы называем Гипербореей, — это акватический материк, состоящий из "плотной воды", и к нему все, что нас окружает, практически не имеет никакого отношения. Или, точнее, имеет такое же отношение, как Смерть к Жизни, Ночь ко Дню или Юг к Северу. Все, что связано с Севером, имеет в себе вечную незыблемость северного сияния. В алхимии, как Вы должны знать, "северное синяие" обозначает переход от "работы в черном" к "работе в белом". Это — великое обещание того, что коррозивные, нигилистические тенденции религий, которые возникают и умирают, фоновая крикливость философий, которые одна социальная группа вводит, а другая опровергает, не затронут Север, Полюс и все, что с ним связано. Все это удивительное многоцветие расплавленного льда, на мой взгляд, не может сегодня не привлекать и не может не давать силы через сердце в кровь, которая иначе грозит разжижиться до конца пока не наступит полное угасание всякой жизни.

Эл.: Если я правильно понял, Вы понимаете под "активацией северных созвездий" зарождение некоторой особой парадоксальной тенденции, которая была бы альтернативой силам нигилизма, извращения и деградации, силам Юга, которые давно уже определяют декадентский ход современной цивилизации, погружая человечество в безжизненную духовную Ночь. Это появление особой парадоксальной альтернативы современному миру...

Е.Г.: Нет, я думаю, что это даже не альтернатива, а центр, для которого актуальная дезинтеграция в общем-то и не играет особой роли. Как Вы помните, когда Генон писал о "конце мира", он сказал, что речь идет лишь о конце иллюзии. Можно это интерпретировать так: все реальности, которые южное направление космоса старается как-то адаптировать, уничтожить, разложить и которые подвластны такому воздействи Юга, ничтожны по сравнению с вечным источником жизни, с тем абсолютным "философским камнем", которым является Полярная Звезда. Я, разумеется, не имею в виду географическую полярную звезду. Я имею в виду тот абсолютный центр жизненности, где вообще нет идеи смерти как таковой.