1. "Новые нонконформисты"

После краха студенческих революций 1968 года европейские"новые левые" пережили множество идеологических трансформаций.Одна часть бывших "революционеров" постепенно отреклась отсвоего радикализма, отказалась от нонконформистских позиций иблагополучно интегрировалась в Систему — таковы, в частности, французские "новые философы" Анри-Бернар Леви, Финкелькрот, Глюксман и т.д. Другая часть, разочаровавшись в "гошизме", стала искать новые пути для выражения своего неприятия капиталистического западного мира и его политико-экономических реальностей. Те, кто остались верными нонконформистскому пафосу, проделали огромный теоретический и интеллектуальный путь, уведший их далеко за рамки фрейдо-марксизма и гносеологического анархизма их предшественников. Символами таких закоренелых "нонконформистов" во Франции могут служитьДелез и Бодрийяр. В Германии — Гюнтер Машке и Рейнхольд Оберлерхер.

К "новым нонконформистам" следует отнести и представителей некоторых неомистических движений, и европейских "новых правых", и экологистов, и различные творческие движения, отрицающие капиталистическую реальность и замыкающиеся в мире "культурной автономии". Все они однозначно противопоставляют себя капиталистической цивилизации, в которой живут. Все они мечтают о том, что рано или поздно грядет "великое Восстание", которое разрушит "Систему" и откроет свободный путь силам, отверженным бездушной логикой материально эффективного, недуховно мертвенного современного мира.

Одним из таких "новых нонконформистов" является молодой немецкий философ, эссеист, критик Герд Бергфлет, чье творчество сочетает в себе, быть может, самые интересные тенденции в осмыслении постмодернизма, экологической философии, кризиса современной цивилизации, духовной катастрофы Запада. Бергфлет совершенно неидентифицируем в категориях "правые" или "левые". Он сотрудничает с самыми разными журналами и издательствами, придерживающимися нонконформистской ориентации. Герд Бергфлет опубликовал две книги диалогов с Жаном Бодрийяром и Эмилем Сьораном, а такжеиздал великолепную монографию, посвященную идеям нонконформистского философа Жоржа Батайя. Концепции Бергфлета ясно и концентированно отражают основные силовые линии мысли"новых нонконформистов", доводят до логического конца теори ипротеста против "современного мира" и намечают контуры "общей теории Восстания" по ту сторону как "гошистских", так и "национал-революционных" проектов, принадлежащих предшествующей кульутрно-политической эпохе Запада.

На примере воззрений Бергфлета легко составить представление о целом спектре идей "новых нонконформистов" эпохи 90-х, чьи прозрения, скорее всего, будут доминантой идеологических споров грядущих лет нашего "конца тысячелетия".

2. "Производственное безумие" и несостоятельность марксистской критики

Согласно теории Бергфлета, между марксистским и сугубо либеральным пониманием производства не существует сущностного противоречия. Маркс лишь иначе рассматривает вопрос распределения, нежели капиталистические экономисты, а сама проблема производства не затрагивается при этом ни одной, ни другой стороной. В этом отношении Бергфлет пишет: "(Марксисткая — М.Н.) критика политической экономии остается пленницей капитализма, так как она (подобно самому капитализму) основывается на утверждении неограниченного развития производительных сил, как технических, так и научных, а также на радикальной эксплуатации природных ресурсов, что логически следует из развития производительных сил. Именно в силу этого факта все реально существовавшие вплоть до недавнего времени системы, основывающиеся на учении Маркса, не представляли собой никакой подлинной альтернативы капитализму. Их "социализм" был на самом деле лишь развновидностью "государственного капитализма".

Бергфлет утверждает, что причина цепной реакции, произошедшей в странах "социалистического лагеря" после сентября 1989 года и приведшей к распаду марксистских режимов, состояла отнюдь не в том, что бюрократия советского типа задушила возможность "безграничного развития производительных сил". На самом деле, крах коммунизма был прелюдией краха всей политико-экономической системы, основанной на идее "безграничного развития производительных сил". Он пишет: "Одним из самых важных уроков, которые преподал нам крах марксистского эксперимента, состоит в том, что подлинная иглубокая критика "производственного безумия" не может проистекать из экономической науки."

Как Бергфлет определяет "производственное безумие"?

"Производственное безумие является последней формойевропейского нигилизма, ставшего сегодня общепланетарным, поскольку он проистекает из импульса к разрушению всей вселенной, к вырыванию всей жизни из недр земли. Мы должныясно понять, что уничтожение планеты явится прямым следствием "производственного безумия" и что не существует никакогополитического или экономического средства сдержать этот ускоряющийся процесс. Но в то же время, если примат производства надо всем остальным не будет разрушен, исчезновение всех форм нынешней жизни, включая экономические формы, неизбежно."

3. Анти-экономика

Согласно Герду Бергфлету, как марксизм, так и либеральная капиталистическая политэкономия не могут ни остановить, ни даже осознать пагубного курса развития производства. Более того, вся сфера экономического подхода к данной проблеме совершенно неадекватна, так как актуальный кризис угрожает таким категориям, как жизнь, дух, человечество, окружающая среда, а они принадлежат к иной области, нежели экономика. При этом единственно оперативный подход может заключаться в утверждении нового типа мышления — мышления анти-экономического, в создании новой доктрины или даже новой науки — анти-экономики.

Вычленяя основополагающие принципы анти-экономики, Бергфлет ссылается на концепции Жоржа Батайя, своего интеллектуального учителя. Батай в своей фундаментальной работе "Проклятая часть" сформулировал совершенно новый подход к исследованию проблемы материального производства в человеческом обществе и его изначальных мотиваций. Бергфлет резюмирует идеи Батайя вследующих словах: "Фундаментальное открытие Батайя состоит втом, что все традиционные общества существуют за счет растрачивания прибавочного продукта в ходе ритуальных или праздничных процедур. Традиционные общества основываются на периодическом и регулярном нарушении правил, диктуемых инстинктом выживания и самосохранения. Экономико-социальная реальность таких обществ базируется на равновесии между работой с целью поддержания существования, с одной стороны, и ритуализированным расточительством добавочного продукта в ходе празднества, с другой. В такой перспективе работа имела своей конечной целью не накопление, а расточительство, воплощенное в празднике. Расточительство всегда было наделено там превосходством в сравнении с производством. Это превосходство принципа расточительства над принципом накопления встречается даже там, где производство находится на нижайшем уровне.Объяснение такого парадокса — в наличии стремления к внутренней роскоши, которое свойственно глубинам человеческогосущества, как бы парадоксально это ни звучало для расчетливогорассудка. <...>

Начиная со времени предыстории человеческого общества до начала капиталистической цивилизации люди обладали ясным осознанием необходимости растрачивать дополнительный продукт производства, с тем чтобы "нейтрализовать" его. Лишькапитализм стал утверждать псевдо-рациональную необходимость сделать из "принципа растраты" социальное табу, дискредитировать и упразднить этот принцип. В резуальтате мы получили современное "производственное безумие", обезоружившее человечество перед лицом кризисов и катастроф. То, что было предназначено для расточительства, для полной и окончательной утратыи потери в докапиталистическом обществе, капиталисты решилиобратить в сферу производства для создания все большего ибольшего количества добавочного продукта. Постепеннопроизводство, возведенное в абсолют и "обогащенное" постоянным вложением "добавочного продукта" в производственный цикл, стало само по себе, против человеческой воли "производить"особый продукт, возмещающий отсутствие "ритуализированного расточительства"; этот продукт — катастрофы."

Принципы анти-экономики проистекают, согласно Бергфлету,именно из осознания превосходства "расточительства" над"приобретением" и "производством". Но откуда берется сампринцип "расточительства"? Он, оказывается, не толькоследует за производством и мотивирует его, но и является егоисточником. "Производственный потенциал и весь добавочныйпродукт, который из этого потенциала создается, вопрекираспространенному сегодня мнению, не является результатомработы. Он (как и сама работа, в частном случае) являетсярезультатом избытка космической энергии. Весь циклпроизводства проистекает из одного определяющего момента, изПринципа Изобилия, переизбытка энергии, из безвозвратногорасточительства энергии, воплощением которой является Солнце,самый главный "расточитель" космоса.

"Источник и сущность нашего богатства даются солнечнымизлучением, которое расточает энергию — а значит, богатство — безо всякой компенсации". Вся жизнь проистекает из странногоизначального расточительства, которое тождественно Солнцу, ипоэтому жизнь просто обязана протекать так же блистательно, каксолнечное сияние. Конечно, все оргнаизмы поглощают энергию,необходимую для их роста, но всегда наступает момент, когдарост закончен и энергия должна быть растрачена."

Анти-экономика Бергфлета как основную претензию ко всем формамэкономической мысли выдвигает обвинение в узурпации частными промежуточным аспектом цикла полномочия отвечать за весь этотцикл. "Изначальный избыток и энергии и потребность врасточительстве составляют начало и конец единого движения, апроизводство занимает в нем промежуточное положение. Вот чтотакое сфера производства: островок экономизма посреди волнвселенского опьянения, островок, отрезанный от всего мира, нопретендующий на абсолютное доминирование над миром. Послетакого пояснения, становится очевидной та анти-экономическаяперспектива, в которой можно не только помыслить теоретически,но и осуществить практически подрывную деятельность,направленную против современной экономики и сопровождающего еемировоззрения."

4. Разрушение как прямое следствие производства

Как бы современная Система ни пыталась уйти от принципа"расточительства", этот принцип оказывается неистебимым, хотя,будучи поставленным вне закона, он начинает действовать чистоотрицательным образом. Ритуальная и праздничная формарасточительства в традиционном обществе уступает местосерьезной и нигилистической агрессии уничтожения. Избыток,заново обращенный капаталистической жаждой наживы в закрытыйцикл производства, накопляет свой отрицательный потенциал вдругой форме. Бергфлет определяет это следующей формулой:"Чистое разрушение (деструкция) это последняя формарасточительства, сохранившаяся в условиях производственногобезумия. Все то, что превосходит жизненные потребности внашем мире, обречено на прямое и тотальное уничтожение. Взначительной степени все возрастающий добавочный продуктсовременного производства превращается в совершенные орудияуничтожения, в аппараты смерти. Переизбыток производствапоглощается расходами на вооружение, на освоение космоса иразнообразные технологии уничтожения, которые подаются нам подвидом "технического прогресса".

Очень важно понять, подчеркивает Бергфлет, что возникновениецелой "индустрии уничтожения" в современном мире не являетсяпрямым продолжением принципа "расточительства" только вглобализированной форме. На самом деле, традиционноепразднично-ритуальное расточительство докапиталистическойцивилизации было основано на минимализации опасности,заключенной в переизбытке энергии, на укрощении стихий, науправлении потоками сил, и в том числе сил производства. Но"производственное безумие" изначально перекрыло выход этимсилам, поставило человечество в пассивное положение поотношению к энергетическим циклам, стремясь полностьюподчинить и проэксплуатировать то, что на самом делепревосходит рациональные способности человечества. Пытаясьраздавить и окончательно поработить энергию мира, общество"производственное безумия" лишило себя шанса к достижениюкомпромисса.

Бергфлет пишет: "Исход всего этого процесса очевиден икошмарен, так как подавленный принцип расточительства не можетне взорвать рано или поздно всю Систему изнутри, превратившисьв принцип тотального разрушения. Эта тенденция к тотальномуразрушению постоянно усиливается, так как экспансиякосмо-антропологической системы постоянно поглощает новуюсолнечную энергию, восстающую против своего пленения вплоть дотого момента, когда наступит предел концентрации и всеструктуры производственного безумия взлетят на воздух. <...>

Всякое насилие над природой обращается против насильника, таккак при этом высвобождаются энергии разрушения, которые немогут более быть укрощены. В такой ситуации дело доходит довсеобщего Восстания природы, до могущественного бунта Землипротив зловещего беспредела человеческого произвола, которому"все кажется возможным".

Обреченность системы, основанной на "производительномбезумии" приводит Бергфлета к еще одному чрезвычайно важномувыводу: "Совершенно очевидно, что логика развития современногомира неизбежно и в скором времени приведет капиталистическуюэкономику и капиталистическую систему в целом к тотальномукраху. Конечно, те, кто празднуют сегодня победу капитализманад коммунизмом, слишком опьянены, чтобы дать себе в этомотчет. На самом деле, эта победа лишь прелюдия близкой, оченьблизкой катастрофы, неизбежного и страшного поражения, так какв перспективе всеобщего Восстания природы главной жертвой"мятежа" космических сил будет именно капитализм. <...>

Падение коммунизма следует рассматривать как первую стадиюпадения капитализма, как первое поражение логики ростапроизводства, как первый коллапс производственного безумия.Поэтому вместо того, чтобы радоваться взрыву социалистическойсистемы, Западу надо было бы воспринять это как первый знаксвоего собственного конца. Социальная экономика свободногорынка, несмотря на все экологичекие усилия, является всущности, экономикой опустошения планеты."

5. Технократия

В 1951 году немецкий писатель Эрнст Юнгер высказал следующуюмысль: "Человек находится в утробе гигантской машины,созданной для того, чтобы уничтожить его." Герд Бергфлетубежден, что это высказывание совершенно актуально и сегодня,и даже более наглядно подтверждено современнойдействительностью. Технократия — вот собирательное имя тоговрага, который воплощает сам дух Системы современного мира,самое существо цивилизации, основанной на принципе"производственного безумия".

Само понятие "техника" имеет греческое происхождение. Этаконцепция появилась еще у досократиков. "Техне" означало уних акт "проявления", перевода в "наличествующее" того, чторанее представляло собой только "возможное". Как замечаетХайдеггер сама концепция "технэ" у греков фактически совпадалас концепцией "поэзии", т.е. с процессом "обнаружения" скрытого("поэзия" от глагола "poiein", дословно "обнаруживать"). Болеетого, и в латинском "veritas" и в греческом "aletheia"("истина") заложена та же самя идея "проявления","обнаружения", "распечатывания" и "раскрытия" изначальнойтайны бытия, пребывающей в потенциальном. Однако такоедосократическое понимание "техники" не только отличается отсмысла этого слова в наше время, но и обозначает нечто прямопротивоположное. Не естественный перевод скрытого бытия вбытие наличествующее, в котором человек соучаствовал как"сотрудник богов", но напротив, отчужденная эксплуатацияналичного бытия в эгоистических целях отпавшего отживотворящего Истока человечества, называется сегодня словом"техника". Современная "техника", согласно Хайдеггеру,основана не на "соучастии человека в творческой тайне бытия",но на "провокации" внешнего бытия для извлечения выгоды.

Если древнее "технэ" "обнаруживало" сущность мира в творческомдеянии, то современная техника озабочена "вырыванием" из мира"дополнительного продукта", его эффективной эксплуатацией, егоподчинением хищным законам рассудка, игнорирующего всесверхрациональные и подлинно метафизические уровни бытия. Всовременной технике воплотился с максимальной яркостьюи наглядностью разрыв современного человечества с Сущностью, сТайной мира, с его скрытой основой... В технике закрепилось иразвилось утилитарное отношение к вещам, природе, идеям исоциальным реальностям — отношение, ориентированное намаксимализацию эффективности, на прагматизм, на управление иподчинение. Естественно, что постепенно простое развитиетехники, расширение подчиненной ей сферы дошли до той стадии,когда речь зашла о "технократии", т.е. о "власти техники" и нетолько о "власти посредством техники". Из подручноговспомогательного средства "техника" превращалась в центральнуюинстанцию власти, подчиняющую своей логике и своим законам теаспекты цивилизации, которые до последнего времени обладалиопределенной самостоятельностью. В "технике" копилось"отуждение" человечества от его сущности, отражая параллельныйи более глобальный процесс отуждения реальности от своейсущности, который, согласно традиционалистским воззрениям, исоставляет основную тенденцию истории. "Технократия" какпередача власти тем, кто более всего слит с внутреннейприродой "техники", знаменует собой изгнание природного,спонтанного и внерационального (в том числе исверхрационального) из человеческой и общественной жизни.

Герд Бергфлет считает, что именно в технократииконцентрируется максимум цивилизационного зла, против которогоинтуитивно были направлены все исторические революции. Нотрагедия этих революций заключалась в том, что они не моглиясно и полно назвать и распознать своего истинного врага, и втом, что они переводили спонтанный и обоснованный импульсВосстания против "технократии" в новую отвлеченно-политическуюили социально-экономическую модель, опрерующую в свою очередьтеми же "технократическими", "отвлеченными","рационализированными" категориями, что и их противник.

В технократии принцип "производственного безумия" находит своетотальное выражение, как в замкнутом кольце повторяющем псевдо-рациональные доводы логики "максимально эффективногопроизводства".

6. Императив Восстания

Ключевой категорией Бергфлета является принцип Восстания.Восстание рассматривается им, естественно, не просто какпредельная форма социально-политического вооруженного протестагруппы людей против существующего строя. Бергфлет считает, чтопринцип Восстания интимно связан с самой сущностьючеловека, с глубинами его онтологии. Поэтому "теориюВосстания" Бергфлета вполне правомочно назвать "онтологиейВосстания".

Восстание в современном контексте есть в первую очередь"Восстание против технократии", т.е. против той Системы, вкоторой воплощен принцип псевдо-рационального насилия надестеством, над внутренней природой, над законами"расточительства" и "изобилия", над законами истинной жизни.Бергфлет выделяет следующие пункты Восстания:

1. Восстание должно быть нацелено против самоймогущественнейшей силы, радикально враждебной стихии жизни.Перед лицом гигантского летального потенциала нашей эпохиВосстание не должно отвлекаться на псевдо-проблемы типамарксистской "классовой борьбы" или профсоюзной "борьбы закассу".
2. Восстание не должно быть направлено лишь против лиц илисоциальных групп, управляющих силами смерти, но напротив, надообрести осознание того, что все общество сегодня пропитаносмертельным дыханием технократии.
3. Восстающий должен знать заранее, что его жест являетсясовершенно "невозможным", т.е. рационально неоправдываемым, ноименно такая "невозможность" превращает данный жест вединственный абсолютно необходимый для спасения жизни."

Уже в этом определении "Восстания" становится очевидным, чтоБергфлет имеет в виду некую глубинную метафизическуюкатегорию. В другом месте он прямо расшифровывает это: "Однойиз сущностных характеристик современного Восстания являетсято, что оно есть феномен глубинной интровертнойинтуиции, "обращением взгляда вовнутрь, на то, что есть", повыражению Хайдеггера". И далее — "Технократический террорявляется прямым следствием западного рацио-центризма. Нопостичь это возможно только с помощью интуиции. Тот, ктонеделен предчувствием этого, уже стоит на пути Восстания, таккак отныне у него есть только один выход — опрокинуть весьобраз мысли, диктуемый нашей эпохой."

7. Метафизическая подоплека Восстания

Герд Бергфлет расшифровывает метафизический смысл Восстания вследующем пассаже: "Всегда, когда речь идет о Восстании,истинные его причины не совпадают с внешними мотивами.Предлогом Восстания могут служить соображениясоцио-политического характера — политическое угнетение илиэкономическая эксплуатация, к примеру. Но на самом деле истокиВосстания находятся гораздо глубже. Истинным основаниемВосстания является не социо-политический, но антропологическийи космический импульс. Что касается антропологическогопринципа, то он заключен в самой главной харктеристикечеловека как "неопределенного животного", которому свойственновосставать, быть восстающим. Глубинная неопределенностьчеловека проявляется в том, что сам он отожедствляет своюсущность не с чем-то данным, но с чем-то отсутствующим,неналичным. Внутреннейшее бытие человека само по себе естьнеопределенность. Более того, бытие человека как раз изаключается в том, что у него нет собственного бытия. Егобытие совпадает не с накоплением, но с расточением, спожертвованием того, что внешне представляется как его бытие.<...> Природа человека есть бунт, Восстание (Auf-Stand), а ещеточнее, бунт и Восстание его природы против инстанций власти,которые хотят любой ценой, наделить его наличным бытием, врамках которого ему предстояло бы находиться. Человеческаяприрода не только не совпадает в последней инстанции срассудком, она совпадает с восстанием против рассудка, чтоярче всего проявляется во снах, в эротизме, в безумии..."

Углубляя исследование природы Восстания как интимной тайнычеловека, Бергфлет обращается к хайдеггеровским мотивам: "Еслимы постараемся понять человескую природу все глубже иглубже, мы заметим, что она все дальше будет погружаться всферу неопределенности. Основа (Grund) человеческой природыотождествляется с отсутствием основы, и поэтому она воздвигнута набездонности (Ungrund) смерти. Восстание человеческой природы,и вообще всякое подлинное Восстание коренится в бездонности(Grundlosigkeit) смерти. Когда человек разбивает все своиоковы, он впускает опыт смерти в свою жизнь. Опыт смерти —это не жестокий факт долженствования умереть, это нечто прямопротивоположное — свободная возможность умереть. Летальныйпорог, открывающийся в опыте смерти — это не низшая точкападения, это — "смертельная высота", о которой говорил Батай,высшее состояние, доступное человеку, предел владычества исуверенности, воплощенный в излишестве и в вечном стремлениидойти до самого конца."

8. Фигура "анарха"

Переходя от онтологии Восстания к практике, Бергфлет ставитвопрос о том, кто конкретно является субъектом Восстания вактуальную эпоху. Он замечает, что "сегодня почти невозможнонайти такие попытки Восстания, в которых разрозненныеиндивидуальные энергии сплавлялись бы в единый поток".Бергфлет пишет: "Сегодня мы живем в период междуцарствия,когда индивидуум должен готовиться в мыслях, текстах ивнутренних опытах к грядущим потрясениям. В подобные периодыистории на короткий срок Восстание становится целиком иполностью личным делом каждого."

Чтобы описать тип "восставшего" в нашу эпоху, Бергфлетобращается к концепциям Эрнста Юнгера, обрисовавшегоэкзистенциально-философский портрет "анарха", радикальногононконформиста, отрицающего весь современный мир в егосовокупности. "Анарх" — это свободный индивидуум, осознающийсвою свободу как примордиальную силу и строющий все своеповедение на таком осознании. "Анарх" никоим образом небессилен; напротив, он обретает гигантскую мощь благодаря томуфакту, что отказывается делегировать кому бы то ни быловозможность быть свободным. Иногда "анарх" может даженепосредственно влиять на мировую историю, так как в нем живетнечто глубинное, стихийное, сопряженное с самим ходом бытия.<...> Юнгер писал об "анархе": "Анархическое измерениеприсутствует в глубине как секрет, как тайна, чаще всегоневедомо для индивидуума. Но иногда оно прорывается наповерхность как поток лавы, и тогда оно может либо разрушить,либо освободить человека."

Бергфлет настаивает на фундаментальной разнице между"анархом" и "анархистом", а также между "анархией" и"анархизмом". "Анарх", пишет Бергфлет, "может жить водиночестве, а анархист является глубоко социальным существом,который всегда ищет компании себе подобных." Эрнст Юнгер такжеделал подобное различие. — "Анархист, враг власти, всегдапроигрывает в борьбе с ней после того, как причинит ейнекоторые неприятности. "Анарх", со своей стороны, носитпринцип власти в себе самом. Он является сувереном. Он ведетсебя по отношению к государству и обществу как совершенносвободная от них сила."

Иными словами, главный герой Восстания в нашей ситуации этоне коллектив, а отдельная личность, обнаружившая в глубинесвоего бытия метафизическую силу, радикально отметающую рамкитехнократических клише, которыми Система стремится ограничитьчеловеческое бытие. "Анарх" Бергфлета и Юнгера фактическисовпадает с типом "дифференцированного человека", о которомподробно писал Эвола в своей книге "Оседлать тигра". Всущности, "анарх" — это последний тип человека, сохранившеговерность изначальному предназначению всего вида вопрекитоталитарной диктатуре планетарной технократии. Именно поэтомуодинокому "анарху" вверена вся полнота метафизическойпроблематики человека как "заместителя субъекта в земноммире", человека как "спящего бога" (по выражению ГоттфридаБенна).

В определении "анарха" Юнгером для Бергфлета ключевым словомявляется слово "суверенность". Эта "суверенность" есть высшеевыражение расточительной природы бытия и человека каксубъектной модальности бытия. Бергфлет так пишет о Восстании"анарха": "Его Восстание рождается из преизобилия, а не изнедостатка. Даже если внешним предлогом конкретного восстанияявляется ущемление прав, недостоточность или нищета, в саммомент восстания все это преодолевается; во-первых потому, чтовосставший "анарх" просто-напросто по своей воле берет то, чтотребует, а во-вторых потому, что суверенность, открывающаяся ввосстании, не нуждается больше ни в каких "правах". Тотдействует воистину суверенно, кто плюет на свои права и кторастрачивает себя бесцельно, без перспективы вознаграждения.

Именно такая суверенность безбрежного расточительства даетВосстанию всепобеждающий характер, качество высшего насилия,которое захватывает в свой поток и унесет в нем всепротивостоящие силы. Альтернативой доминирующему сегоднянасилию Системы является не "ненасилие" (к которому нас хотятприучить), но высшее насилие, сублимированное суверенностью,которая принадлежит к божественной части человека и которуюникто и ни при каких условиях не может у него отнять.Мгновение Восстания открывает высшую суверенность, которая самапо себе уже отменяет всякое насилие. Вот почему Восстание невозможнопокорить, преодолеть в принципе, дажетогда, когда на фактическом плане торжествует репрессии ижестокий шок перманентного подавления. Причем мы отнюдь неимеем в виду той простой истины, что насилие всегда порождаетнасилие; это слишком банально и поверхностно. Более банальным,однако, является вечная слепота либералов и буржуа, которыевообще всегда солидаризуются с силами репрессии и не хотятничего знать о мотивах сопротивления Системе. Как и всякоепроявление чрезмерности, Восстание противостоит чистофактической стороне вещей: в нем проявляется эффективностьдругого уровня, не отражающаяся в сфере фактов. Как раз попричине того, что эта эффективность опрокидывает всю эту сферуцеликом. Истинный вкус Восстания может почувствовать толькотот, кто раз и навсегда пережил его, кто хотя бы разучаствовал в нем, прямо или косвенно. Энергия, котораяобнаруживается в суверенности Восстания и которая делаетневозможное возможным, есть энтузиазм смерти, сакральноевдохновение, уничтожающее все конечное (как раз в силу "фактаэтой конечности", как говорил Шлегель) и проистекающее изсамой смерти. Можно назвать этот энтузиазм "абсолютная сила"или "насилие страсти", если мы хотим подчеркнуть все то, чтосопрягается в этом импульсе. Важнее всего, что такая силапринижает фактическое насилие, насилие страсти стирает всякоеиное насилие. Какой бы насильственной и могущественной ни былавласть, нет такой власти, которая могла бы властвовать надэнтузиазмом смерти."

Характеризуя внутреннее состояние "анарха", "восстающего",Бергфлет в другом месте говорит: "Два элемента, доведенные досвоего пароксизма, сливаются в таком качестве как храбростьперед лицом смерти — предельное отчаяние и предельныйэнтузиазм."

И однако "анарх", главный герой Восстания, сегодня усердноготовящийся в одиночестве к великой борьбе против технократии,а завтра соучаствующий вместе с природой в прямом бунтепротив "производственного безумия", не является индивидуальнымисключением, особой личностью, высшедшей за рамки общества ипорвавшей с ним всякие связи. Юнгер говорил, что "Свободаявляется общей для всех и однако неделимой". Восставший самимфактом своего Восстания выходит, а точнее, выноситсяпримордиальным импульсом за рамки индивидуального, сливаясь странсцендентной общностью всех Восставших по ту стронусоциальных и политических организмов. Об этой трансцендентнойобщине восставших Камю писал: "Я восстаю, значит м ы есть". АБатай выразил эту идею еще более общим образом: "В своем самоминтимном существе все люди есть одно".

9. Против революции

Для Бергфлета крайне важно сохранить метафизическую чистотуВосстания, освободить ее от случайных социально-политическихконнотаций. Восстание есть дело последней глубинычеловеческого существа по ту сторону всех возможныхрационализаций. Бергфлет цитирует Батайя: "Между Восстанием иреволюцией та же разница, что и между страстью и рассудком.Восстание — это всегда отрицание "легальной" власти илегитимности ее законов. В сущности, Восстание это страсть,которая опрокидывает законы рассудка. Революция же, послесвоей победы, устанавливает новые законы как нечто легитимноеи основывает новое государство в соответствии с рассудочнойдеятельностью, хотя и иначе ориентированной, нежели свергнутыйрежим".

Все революции, стремясь освободить те или иные социальныегруппы, прибегают к террору и подавлению иных групп. Основываяна революции новый режим, победители лишь усиливают диктатуру —неважно какой доминирующей группы: буржуа, пролетариев,либералов, тех или иных династий или этнических групп.Революционная теория и революционная практика всегда остаютсярабами рассудка и превращают субъектов пост-революционногогосударства в рабов социо-политической реальности. Всереволюции попадаются в ловушку технократии, вовлекаются впорочный цикл "производственного безумия", отдают свои сокихолодной и безжалостной машине смерти, правящей сегодня надпланетой. Революции, опрокидывая одну власть, несут в себезародыши другой власти, причем власти внешней, основанной наотчуждении, на подавлении, на накоплении, а не нарасточительстве, ритуале и празднике, как в традиционномобществе. Внешняя власть, к которой стремится революция,является антиподом той внутренней суверенности, котораяотличает "анарха", главного героя Восстания. "Подлиннаясуверенность, — пишет Бергфлет, — состоит в таком подрывномдействии, которое, уничтожая рабство, уничтожает одновременно исаму власть."

"Итак, нам остается только Восстание, — заканчивает ГердБергфлет. — Восстание, которое разобьет власть мировойтехнократии, мертвенной Системы смерти и отчуждения. Нашазадача отныне — Восстание против Революции."

10. Последний жест "нонконформизма"

Современный мир меняется в политической, идеологической иэкономической плоскости с ужасающей скоростью. Огромныенаработки критики против той или иной системы подавления —капиталистической, коммунистической, либеральной, национальнойи т.д. устаревают мгновенно, так как подчас цикл изданиякритического труда длится дольше, чем режим, против которогокритика направлена. Читать сегодня антикапиталистическогоСартра или антисоциалистических советологов просто невозможно.Левый лагерь исчез, правый видоизменился до неузнаваемости.Революции — бархатные и свинцовые — зигзагами перекраиваютполитическую карту планеты. Выражение "новый порядок" — мировой, экологический, национальный, либеральный — стало,пожалуй, самым модным. Естественно, та вариация Системы,которая побеждает сию минуту, тщится выдать себя за нечтовечное и фундаментальное, стремится преподнести своимимолетные банальности как истины на века, а своихмарионеточных лидеров рядит в тоги исторических личностей. То,что еще вчера было само собой разумеющимся, сегодня становитсясмешным и нелепым. Естественное мгновенно превращается впаталогию, а извращение становится нормой. Изменения, реформы,преобразования смущают не только согласных, но и несогласных.И несогласные должны как-то реагировать на извивы реальности,должны стремиться к выработки "абсолютных концепций", ксозданию "общих теорий". На повестке дня в 90-е стоит "ОбщаяТеория Нонконформизма". Ведь за всеми переменамипроницательный взгляд различает неизменные черты одного и тогоже холодного Монстра, идолище современного мира, кошмарный ликанти-цивилизации, оторвавшейся от корней, позабывшей обистоке, растерявшей и распродавшей Сакральное... Но этотжуткий персонаж постепенно снимает с себя покрывала конкретныхсоциально-политических проявлений, свободно переходит от анти-капиталистического советизма к антисоциалистической демократиии, далее, к антидемократической либеральной диктатуре "новогомирового порядка". И чем больше все меняется, тем большеостается самим собой. Значит приходит время и радикальнымнонконформистам дать точную характеристику своего "единого инеделимого" врага.

Герд Бергфлет и родственные ему "новые нонконформисты"озабочены именно этим — созданием "Общей ТеорииНонконформизма". Такая теория должна вобрать в себя те аспектынонконформистских доктрин прошлого, которые оказываютсясущностными, а не преходящими. Но в то же время речь идет непросто об обобщении. Речь идет о завершении длительной борьбычеловека с Системой, так как по мере становления Системыборьба с ней так же приобретает характер АбсолютнойБорьбы. А значит, недалек тот момент, когда наступитокончательная развязка, последнее радикальное Восстание, вкотором воплотятся и возродятся все силы, все импульсы, всеэнергии "солнечного духа", стоявшие за теми, кто бился сСистемой во все времена.

Бергфлет утверждает, что сегодня Восстание человека приходит врезонанс с Восстанием самой природы против законовтехнократической Смерти. Продолжая его мысль, можно сказать,что не только природа, не только изобильная расточительнаяэнергия космоса, но и сами основы онтологии, сами основы Бытиявскоре встанут на сторону Восставшего. Это предчувствовалХайдеггер. Это как незыблемую истину утверждалитрадиционалисты. Но прежде мы должны пройти через последний,самый страшный, но самый краткий период царства Иллюзии, когдаодиночество "нонконформиста" будет казаться тотальным,непреодолимым, абсолютным... Лишь полное отчаяние в сочетаниис предельным энтузиазмом даст возможность выстоять до конца илицезреть последний коллапс Системы, которой сужденоразлететься в пыль от внутреннего взрыва порабощенной, но несломленной солнечной энергии, вликой энергии изобилия,свойственного Духу.

Натилия Мелентьева