Великий немецкий юрист Карл Шмитт когда-то определил "сферу политики", das Politische, как реальность, начинающуюся с определения "врага". Государство, партия, общественная ассоциация, религиозное движение и т.д. приобретают истинно политический характер только после того, когда их "экзистенциальный враг" ясен и когда в борьбе с ним ставкой является жизнь. Редакция нашего журнала считает своим долгом сегодня определить своего собственного "врага", чтобы наша деятельность и наше идеологическое созидание приобрели подлинно "политический" характер, чтобы они заняли свое место в das Politische. Это однако отнюдь не означает заявления о принадлежности к той или иной партии или к тому или иному политическому движению (особенно если учесть, что большинство политических сил в нашем обществе имеют к подлинной Политике — как понимал ее Шмитт — весьма далекое отношение). Речь идет о "политике" нашего журнала, взятого как самостоятельное явление, как особая интеллектуальная идеологическая трибуна евразийского Большого Пространства.

На первый взгляд представляется очевидным, что защита геополитических интересов Евразии как качественной континентальной общности земель и культур предполагает "врага" в неевразийских и анти-евразийских геополитических образованиях, которыми являются в первую очередь атлантистские блоки, и представители их "пятой колонны" на самом континенте, в центре евразийских государств. Это безусловно так. Но надо заметить, что подобный "враг" слишком глобален, чтобы всерьез рассматриваться как "враг" отдельного журнала, даже стремящегося быть выразителем евразийских интересов. Поэтому нам необходимо выделить иную, более узкую и более конкретную область, лежащую в одной плоскости с нашими собственными действиями. Именно в ней логически должен находиться наш "враг", ненависть к которому определяет политическое лицо "Элементов".

Итак нашим подлинным и абсолютным врагом является "общественное мнение" или, иными словами, совокупность тех банальных и фрагментарных клише, которое большинство членов современного общества (с какими бы его разновидностями мы не имели бы дела) почему-то считает продуктом своего собственного размышления или своим внутренним убеждением. Сам феномен "общественного мнения" — один из наиболее отвратительных результатов эпохи Просвещения, которая в соответствии со своим механицистским утопизмом внушила людям идею о том, что человеческое общество является по существу рациональным и последовательным в своих оценках и что каждый его член может и должен иметь об окружающем его мире свое собственное связное и логичное суждение. Совокупность таких рациональных суждений большинства членов данного общества и составляет, по мнению гуманистов, "общественное мнение" — "самое демократическое проявление политической жизни людей".

Вся цепь этих рассуждений, лежащих в основе социальной демагогии самых разнообразных партий, — как правых, так и левых, — на самом деле есть чистая ложь, поскольку это утверждение основывается лишь на чисто "эгалитарном" пожелании и любая историческая конкретика немедленно опровергает его. Но риторика "общественного мнения" оказалась выгодной для определенных идеологических сил, и отсутствие "общественного мнения" в природе заставила смоделировать и создать его искусственно, поскольку такой подход чрезвычайно льстил обывателю и одновременно позволял им управлять еще более успешно, чем при помощи прямой ничего и никому не объясняющей диктатуры. Вместе с "общественным мнением" родились и его творцы, "фабриканты мнений".

Реалистичный и холодный социолог Вильфредо Парето и его последователи блестяще показали, что во всех типах общества (как древних, так и современных) реальной властью обладают только "элиты", главное определение которых состоит в их полном внутреннем понимании и ассимиляции ими правящей идеологии, во владении рациональными ключами этой идеологии. Только подавляющее меньшинство членов общества способно действительно рационально и в полном объеме постичь и осмыслить логику "правящих идей", их взаимосвязь, их гармонию. Массам же эта "элита" передает определенные готовые нормативы, выведенные из "правящей идеологии". Эти нормативы массы рассматривает как нечто самоценное, неприкосновенное, самодостаточное, и постепенно народ настолько сживается с ними, что они становятся для него чем- то само собой разумеющимся — тем, что Юнг определил как "коллективное бессознательное". Таким образом, в обществе всегда есть две четко отделенные друг от друга части — "элита" и "массы". При этом даже в критические периоды смены идеологий и смены правящих элит это соотношение сохраняется. — Элиты всегда осознают на рациональном уровне что меняется на что, а массы лишь чувствуют, что нечто меняется, и в соответствие с этим или сопротивляются переменам (что вообще свойственно массам по определению) или бессознательно впитывают новые нормативы (чаще всего эти два процесса идут параллельно). До эпохи Просвещения такой процесс социального управления был очевиден и ясен всем. Но начиная с этой эпохи "эгалитаристская" риторика ввела в эту двойственную структуру новый третий компонент — химеру рационального соучастия масс в социально -политической истории. Так родилось "общественное мнение". Так очевидная ложь стала необходимым компонентом социального бытия народов.

"Общественное мнение" или "общественное сознание" — это иллюзия обладания иррациональным человеком массы способностью к рациональному суждению на историческом, политическом и социальном плане. Эта иллюзия дала возможность существованию принципиально нового типа элиты — "медиакратии", Четвертой Власти, власти средств массовой информации. Такая форма власти позволила сокрыть не только саму правящую элиту, но и правящую идеологию этой элиты, как законченный и последовательный, рациональный комплекс. А значит, не только масса потеряла из виду своих истинных правителей, окончательно спрятанных за иллюзией своей социально -политической значимости, но — и этой самое главное! — альтернативная элита (контр-элита, по выражению Парето) потеряла возможность прямой идеологической борьбы, так как "правящая идеология" в ее рациональном, последовательном виде превратилась в тайну, которую — прежде чем с ней бороться — необходимо еще и расшифровать. Таким образом, "общественное мнение" позволило сделать власть правящей элиты практически неуязвимой, так как правящая идеологическая модель подавалась отныне не как нечто определенное и имеющее рациональные границы, но как нечто само собой разумеющееся, как расплывчатый и неясный продукт коллективного социального "творчества" псевдо-разумной массы.

"Общественное мнение" сконцентрировалось в особом социальном пласте, в котором эгалитарная иллюзия "общественной разумности" воплотилась во всей своей силе. Этим пластом стала "интеллигенция" — прослойка, буквально загипнотизированная своей мнимой рациональностью и всерьез считающая, что фрагментарные идеологические штампы, циркулирующие в ее сознании и есть полноценный и ответственный процесс усвоения принципов правящей идеологии. В некотором смысле "интеллигенция" — это оплот "медиакратии", так как только интеллигенция искренне воспринимает повторение вульгарных пропагандистских тезисов как результат своего собственного мыслительного действия. Настоящие народные массы все же всегда остаются более реалистичными и внутренне признают свою пассивную роль в приятии и усвоении нормативов, "спущенных сверху", "пришедших извне", от идеологической элиты общества.

"Интеллигенция" — это ни элита, ни контр-элита (т.е. элита, противопоставляющая себя элите, находящейся у власти в данный момент), ни даже анти-элита (т.е. маргиналы и преступники). Это — псевдо-элита, отвратительная пародия на мыслящий тип человека и одновременно позорный пример бывшего человека массы, утратившего свое "коллективное бессознательное", а вместе с ним и свое классовое смирение.

Сделав это теоретическое отступление, мы можем сказать, что задача нашего журнала заключается в том, чтобы выйти за рамки этого химерического пространства "интеллигентских иллюзий".

Существует как минимум три идеологии и соответственно три взаимоисключающих элиты в нашем сегодняшнем обществе. —

Это правые, чья идеология простирается от монархизма и теократии до фашизма и национал-тоталитаризма. (У этой идеологии ярко выражен примат духовно-политических ценностей над ценностями материально-экономическими.)

Это левые, от анархо-синдикалистов до нео-коммунистов. (Они ставят своей целью экономико-социальное равенство и примат общественной спарведливости надо всеми остальными категориями общественной жизни.)

Это либерал-демократы, стремящиеся к созданию единого планетарного рыночного пространства, управляемого законами экономической выгоды и потребительского эгоизма. (Они руководствуются признанием безусловного превосходства экономики над политикой — но в именно в этом и заключается специфика их идеологической(!) позиции.)

Все три идеологии имеют свою элиту, холодно и ясно сознающую основополагающие принципы своей позиции, способную рационально и бесстрастно проследить всю внутреннюю логику своего мировоззрения и адаптировать его к любой конкретной социально-политической ситуации. Между представителями этих трех элит и разворачивается истинная война, истинная трагичная и страстная битва. Массы же со своей стороны выступают пассивно, являя собой "специфику социально-исторического ландшафта". "Коллективное бессознательное" народа — это пространство, где бойцы элит размещают свои орудия, прячут свое подкрепление, используя особенности среды в своих стратегических и тактических целях. И лишь тупая интеллигенция — и правая, и коммунистическая, и либеральная — всерьез считает, что она активно участвует в этом процессе, своим ободрением или несогласием, приятием или протестом влияя на "общественное мнение", на исход борьбы. Эта интеллигенция с пафосом рассуждает о национальной литературе, трудовой этике, возвращении к нравственности, культурном наследии или соблюдении "прав человека" всерьез полагая, что она занимается решением серьезных судьбоносных проблем, как бы не замечая, что в зависимости от успехов той или иной идеологической элиты в борьбе за власть контекст высказываний самих интеллигентов меняется на прямо противоположный, в то время как один и тот же трусливый конформизм заставляет одного и того же "страстного полемиста" сегодня вписать цитату из Маркса, завтра сослаться на Сахарова или Солженицина, а послезавтра подтвердить свою мысль словами Столыпина или Муссолини. Причем "общественное мнение" как бы не замечает всех этих противоречий, "бочком" обходит опасные моменты — как "экстремизм" и "радикализм". На самом деле под "экстремизмом" и "радикализмом" интеллигент понимает элитарную идеологию в ее чистом и связном виде, так как инстинкт самосохранения безошибочно подсказывает ему, что под тяжким бременем подлинного интеллекта "интеллигент" погибнет "как класс", точнее, "как прослойка".

Еще вчера "интеллигенты" признавали правоту и безальтернативность коммунизма, пытаясь отыскать в отчужденных и потерявших всякий смысл марксистско-ленинских штампах ниши для своего полу-рационального писка. Сегодня то же бездарное слюнтяйство рядится в рыночную риторику и завывания о преимуществе американской модели (в которой почти никто из демократов ровным счетом ничего не понимает). Завтра, когда у власти окажутся патриоты, нытье тоже тембра мы услышим сквозь патетические разглагольствования о "100 веках славной истории русского народа", "о величии его балалаечных традиций" и т.д. (уже сегодня многие патриотические издания, кажется, репетируют то, что очевидно станет скоро, после поражения демократов, новым официозом).

Именно "интеллигенция" ненавистна нам более всего, более чем пассивные массы, более, чем противостоящие нам идеологические элиты. Сентиментальность, слюнявость, патетическая риторика, "мудрствующая претенциозность" интеллигентов всех политических окрасок вызывает у нас глубочайшее отвращение. Именно "интеллигенция" является для нас прямым и абсолютным "врагом".

Известно, что часто культурным действием становится не только созидание чего-то нового, но уничтожение "излишнего", "необязательного", "чрезмерного". На наш взгляд костры из книг, в конечном счете, не такая уж и плохая идея. Только важно сжигать не книги своих идеологических противников, как бы мы не ненавидели их взгляды, но тот поток бездарной банальности, который заглушает истинный голос идеологической элиты, растворяя все в наглых лакейских рефренах, выдаваемых за "свое мнение" или даже за "общественное мнение". И правая, и левая, и демократическая элита должны сложить общий костер из книг, побросав туда вербальные упражнения "интеллигентов" всех политических окрасок, пародирующих разумность, имитирующих мнение, подражающих высказыванию. Это будет "аутодафе общественного мнения". — Того самого, которое вчера истерически выло при словах "капитализм" или "частная собственность", при имени фон Хайек, Фридманн, Фукояма или Рейган; которое сегодня возмущенно негодует, если кто-то процитирует Ленина, Сталина или Гитлера; и которое завтра при упоминании об "инородцах" или "иноверцах" будет впадать в "справедливый гнев". Нам могут возразить, что такова, мол, природа масс, которым свойственно доводить до абсурда любую элитарную концепцию. Ничего подобного! Массы, народ "общественного мнения" не имеют. Народ бережно хранит, то что ему вверено и следует за указаниями элиты (или контр-элиты, т.е. элиты будущего). Эксцесс старомодного утопизма эпохи Просвещения породил "интеллигенцию", "медиакратию" и именно эти силы действуют в социальной истории как лживые и гротескные комедианты, пародисты разума, тщеславные марионетки агрессивной банальности. Наша политика направлена против "общественного мнения", против "интеллигенции". Это и есть наш враг. Выскажем здесь нашу самую тайную мечту: о как бы нам хотелось, чтобы на "общем костре из книг" можно было бы заодно спалить и бумажных кукол современного социума, наших самых главных врагов, имитаторов духа, "големов общественного мнения", ИНТЕЛЛИГЕНТОВ правых, левых, центристских, всех!

Защита Евразии, защита ее геополитических, идеологических и духовных интересов — это дело только элиты, глубокой, сознательной, сильной, бесстрашной и мужественной элиты, спокойно смотрящей в лица врагов и не нуждающейся в спасительных иллюзиях и успокаивающих мифах. Пока такая элита не сформируется, пока все будет заканчиваться безответственными возгласами сентиментальных болтунов и недоумков, реальная власть будет принадлежать иной, неевразийской элите, элите атлантистской — мондиалистски-банкократической системе Трехсторонней комиссии или Бильдербергского клуба — элите, действующей сознательно и жестоко, не останавливающейся ни перед чем для достижения своих идеологических целей, использующей наравне со своими прямыми ставленниками просчеты и недостатки своих противников. Пока мы, евразийцы, не будем действовать также, пока мы не научимся опираться на свой собственный дух, на свой разум, на свою силу, пока мы не оставим надежды на инерцию историю, политическую случайность или экономическую неизбежность — мы всегда будем проигрывать атлантистским силам, которые, хотя и используют "общественное мнение" и прекрасно манипулируют своими интеллигентами, некогда сами не становятся жертвами собственного гипноза и знают истинную цену "либерально-гуманистической" риторики.

Не надо боятся, что вместе с водой, мы выплеснем из корыта евразийской культуры ребенка. "Общий костер" из интеллигентской графомании всех политических тонов более всего выгоден именно нам (хотя это отнюдь не значит, что у "евразийской партии" претендентов на аутодафе окажется меньше, чем у атлантистов или интернационал-социалистов — к сожалению, видимо пропорции будут приблизительно одинаковыми). Кому-то это, безусловно, не понравится. Но сделать это придется. Слишком велика наша ставка в великой войне континентов.