Жорж СОРЕЛЬ:
С О Ц И А Л И З М  И  НАСИЛИЕ

Для большинства наших современников упоминание о Жорже Сореле чаще всего вызывает в памяти его труды, посвященные проблемам насилия. Его знаменитый труд "Размышления о насилии" (1908) является неотъемлемой принадлежностью мифологии Революции. Многие отмечают тот огромный вклад, который Сорель внес в исследование концепции "мифа". Революционный сорелевский миф проистекает из конфликтного, насильственного понимания общественных отношений. Насилие формирует революционное действие и снабжает это действие концептуальным историческим реализмом. Пролетарский миф как средство воздействия на настоящее является инструментом антибуржуазной революции. Это также концептуальное оружие, которое можно противопоставить одновременно и догматическому "социализму" и либеральному консерватизму. Такой оригинальный, активистский, воинственный подход Сореля прекрасно вписывается в нашу концепцию социализма.

Жорж Сорель (1847-1922)

1. Сорель: человек и его дело

Французский мыслитель и политический деятель Жорж Сорель (1847 — 1922) начал свою карьеру в 1889 году. Это была эпоха первых французских переводов Маркса. Уже опубликованы "Капитал" и "Утопический социализм и научный социализм"; остается подождать 1885 года, чтобы познакомиться с "Манифестом коммунистической партии". В это время марксизм во Франции представляет собой скорее идеологическое течение, нежели революционную партию. В 1893 году Сорель обращается в марксизм. Это событие скажется на всем его творчестве. Однако считать Сореля ортодоксом марксизма невозможно. Слишком это независимый и свободолюбивый ум, чтобы вписываться в узкие рамки какой-то одной фиксированной идеологии. Но кто же тогда Сорель? Его фигуре посвящено множество исторических и часто противоречивых исследований. Для одних он мыслитель рационалистической школы. Для других — ведущий теоретик иррационализма. По политическим взглядам он то причисляется к консервативным революционерам, то к неомарксистам. И каждая точка зрения отстаивается в многочисленных полемических книгах, сторонниками той или иной версии.

Вне всяких сомнений, на определенном этапе своей интеллектуальной эволюции Сорель был очарован радикальной новизной марксистских текстов. Да и как выдающийся интеллектуал той эпохи, состоявший в переписке с лучшими умами своего времени (Роберто Михельс, Бенедетто Кроче и т.д.) мог остаться не затронутым революционной перспективой "научного" прочтения истории и смысла нищеты? Но все же Сорель никак не вписывается в рамки строго марксизма, как не вписывается он и в ортодоксальный "фашизм" (если такая концепция вообще существует). Согласно Паоло Пастори, автору замечательной книги "Революция продолжилась в Прудоне и Сореле", труд Сореля "это радикальная альтернатива и реакционному консерватизму и псевдореволюционному прогрессизму". Пастори справедливо утверждает также, что сорелевская мысль представляет собой преодоление всех противопоставлений, характерных для современного политического мышления в целом — теории естественного права против субъективного права, абсолютного рационализма против волюнтаризма и т.д. Для Сореля идеологической целью была плюралистическая Революция, которая должна создать многообразное общество против фатальной социальной энтропии капитализма. При этом современность не столько отрицалась Сорелем, сколько помещалась в контекст органичной "коммунотаристской" общины. Сорель стоял гораздо ближе к Прудону, чем к Марксу. Основные моменты сорелевской мысли в целом сводимы к постулатам Прудона:

1) Плюралистическое понимание рациональности. И марксистской, и либерально-капиталистической рациональности, одинаково приверженным какому-то одному, монистическому взгляду на причинно-следственную структуру общества, здесь противопоставляется многомерный дифференцированный подход.

2) Многоуровневое понимание человека. Критика опасного марксистского редукционизма, проистекающего из механического понимания человека (экономический детерминизм) и общества (механика классовой борьбы). Учет социальной диалектики и отказ от дуализма классов пролетарий/капиталистический предприниматель, рассмотрение более широкой системы социальных ролей.

3) Проект социального синтеза, в котором осуществляется диалектическое взаимодействие понятий власть/свобода, индивидуум/общность, прошлое/настоящее и т.д.

2. Сорель и Прудон

У Сореля и Прудона очень много общего. Сорель — ученик Прудона, и именно к Прудону он неоднократно обращался на разных этапах своей эволюции. Пастори выделяет следующие периоды идеологического развития у Сореля:

1889-1892 — либеральный консерватизм;
1893-1896 — почти догматический марксизм;
1896-1905 — попытки пересмотреть "научные" и детерминистские аспекты марксизма, ревизионизм;
1905-1908 — возврат к марксистской ортодоксии;
1910-1911 — окончательный разрыв с марксизмом;
1911-1922 — сближение с позициями Прудона.

У Прудона Сорель заимствовал основные элементы представления о природе рациональности.

Прудон считал, что человек имеет дело с двумя типами рациональности:

1) собственно человеческий разум, который он определял как "идеал, являющийся выражением свободного творческого импульса исторических групп и отдельных личностей"

2) "естественная логика" или "вещественная разумность", что подразумевало под собой некоторые непреодолимые пределы, фатально ограничивающие творчество человеческой мысли и заложенные в самой природе реальности.

Человек находится между этими двумя полюсами, и диалектическое их взаимодействие и противодействие делают историю человека недетерминированной, открытой, позволяющей сдвинуть линию общественного бытия либо в сторону свободы, либо в сторону зависимости от внешней необходимости. В этом заключается основное теоретическое расхождение линии Прудона-Сореля с теоретиками строгого марксизма и строгого либерализма, для которых понятия "творческого элемента" в конституции человека в отрыве от экономической детерминации просто не существует. С другой стороны, эта же сорелевская логика свойственна теоретикам Консервативной Революции или Третьего Пути — таким как Шпенглер, Боймлер, Клагес, Хайдеггер и т.д. В целом такое понимание человеческой и социальной природы называют "плюралистическим рационализмом".

Отсюда вытекают и социальные проекты Прудона. В обществе отрицаются все ценности, взятые как абсолютные, застывшие, фиксированные и подразумевающие неизбежный редукционизм. Прудон приходит таким образом к "социологии композиции", в которой гармонично сочетаются индивидуальная и общественная собственность, разделение труда и организационных усилий, совмещение сельскохозяйственной и индустриальной экономик, сохранение централистских институтов наряду с децентрализацией и регионализмом и т.д. И снова налицо типичное для Третьего Пути синтетическое отношение к противоположностям: индивидуальность и община, частная собственность и общественный интерес не исключают друг друга, но синтетически взаимодействуют, переходя к особой форме существования, продиктованной высшим императивом —СПРАВЕДЛИВОСТЬЮ.

Морис Баррес (1862 — 1923) крупнейший французский теоретик национализма, писатель, дэнди, политический деятель. Считается выразителем крайне реакционных националистических взглядов. Вместе с тем с симпатией относился к идеям социализма, в которых видел воплощение мечты о национальной солидарности. Ему принадлежит классическая формула: "Каждое живое существо живет через расу, через почву, через национальную атмосферу; гениальность тоже проявляется только тогда, когда есть тесная связь со своей землей и с ее мертвецами".

Справедливость — ключевой термин для понимания Прудона и Сореля. Он выражает собой радикальный отказ от "экономического редукционизма человеческой реальности". Справедливость — это такой социальный императив, который требует любыми средствами сохранить и гарантировать человеку максимум творческой спонтанности, максимум свободы, максимум жизни вопреки мертвящим энтропическим цепям одномерных причинно-следственных социальных, экономических и политических оков. Фактически, и ортодоксальный марксизм, и в еще большей степени либерал-капитализм за счет своего экономического детерминизма в вопросе социально-политического устройства общества отказываются от этого принципа справедливости, фатально ведут к нарушению динамического равновесия между двумя полюсами человеческой жизни — субъективным и объективным.

В более узком вопросе — в вопросе собственности — Сорель также следовал за Прудоном. Он признавал частную собственность, а точнее, "реальную частную собственность", которую противопоставлял "абстрактной частной собственности" капитализма, когда владелец средств производства не является при этом сам производителем. Частная собственность на средства производства в случае непосредственного производителя была для Сореля гарантом конкретной свободы гражданина.

Кроме того Сорель вместе с Прудоном предлагал возродить идеал, вдохновлявший римскую античность, идеал "гармоничного взаимопроникновения индивидуальных, семейных и общественных интересов". В связи с этим он также настаивал на появлении нового типа "общественных властей". Государству при этом отводилась роль регулирующего посредника и в определенных случаях инициатора социальных процессов.

3. Миф: духовный инструмент мобилизации

Одной из самых оригинальных сторон творчества Сореля была разработка теории социальных мифов. Миф, по Сорелю, есть необходимый синтез между рациональностью и тем, что не является рациональностью. Миф это символический перевод реальности, который санкционирует и активизирует тотальную мобилизацию масс. В этом смысле миф есть прямая противоположность чисто интеллектуальному рационализму. Не отрицая "вещественной разумности" или "естественной логики", о которых говорил Прудон, вместе с заложенной в них "объективной весомостью", Сорель особо акцентировал именно миф как главное и основное духовное средство мобилизации. Общественное устройство и зависящие от него идеологические концепции (в частности, вопрос права) основываются, по Сорелю, на таком мировоззрении, на таком понимании социального и политического, которое принципиально несводимо к чисто рациональным конструкциям. Общественное устройство есть результат совокупности образов (миф) и воли народа (мобилизация).

В 1905-1908 годах Сорель сосредоточенно работает над теорией социальных мифов, исследуя в этой перспективе дуальность рациональное/иррациональное. Революция рассматривается им в этот период как тотальный взрыв иррационального. Так, Сорель строго разделяет общую профсоюзную стачку (как революционный момент создания нового порядка, нового общественного устройства) и общую политическую стачку, которая обязательно используется и управляется парламентскими социал-демократическими политиканами (заклятыми врагами подлинной Революции). Революция — это радикальный творческий прорыв, формирующийся на основании стачки и заключающийся в тотальной критике существующего строя. Отсюда столь важная для Сореля фигура революционного героя. В его глазах синдикалист является мужественным воином этой Революции, движимый ценностями самопожертвования, желанием самопреодоления. Сорель анализирует некоторые традиционные институты как образцы структур, бывших когда-то революционными. К этом разряду он относит и христианскую Церковь, действующую на земном социальном плане в то время, как ее члены преданы абсолютному. Трансцендентный идеализм и постоянное прямое воздействие на историю — таковы два основополагающих качества партии Революции.

Насилие является основой всякого революционного общества. Рождение Нового происходит за счет смерти Старого, молодое пробивает себе путь через засохшие корки. Так в природе, так в обществе. На ранних этапах советской истории эта социологическая истина осознавалась и в культуре и в политике в полной мере. Миф о насилии всегда сопутствует социальной мобилизации и, напротив, отходит на второй план тогда, когда Революция совершена и Новый Порядок установлен. Прерогатива на насилие переходит от революционеров к государственникам, оно превращается в репрессии и значит, начинает складываться новый альтернативный миф и новые революционные доктрины. Как избежать перерождения Революции в Систему? Эта проблема очень заботила Льва Троцкого. Его теория перманентной революции в сорелевских терминах звучала бы как теория перманентного насилия и перманентной мобилизации.

В 1910 году Сорель внимательно изучал социальные институты античности. Особенно патриархальные общества. Он выявлял три источника правового духа: война, семья, собственность. Война для него "есть одно из измерений диалектики общественных отношений". Революция, в свою очередь, также должна использовать плюральность общественных отношений в своих целях, но не для какого-то абстрактного уничтожения классов, а для воссоздания живой и эффективной "справедливости", которая должна лежать в основе нового правового устройства. Вместе с этими, довольно "странными" для "левака", традиционалистскими теориями, Сорель все же радикально отрицает буржуазный строй, "все сводящий исключительно к экономической выгоде". Отсюда его восторг по поводу большевистской революции. При этом речь идет не об остатках неизжитого марксизма, но о восхищении Революцией, ставшей действительностью, ворвавшейся в реальность. И в этом вопросе резко проступает его ненависть к социал-реформизму, который он презирал более всего остального.

4. По ту сторону классификации

Сорель является поистине великим мыслителем не столько в силу глубины своих произведений, сколько благодаря оригинальности своих идей и "маргинальности" своих позиций. Кем был Сорель?

Традиционалист, марксист, дрейфусар, боец революционного синдикализма, волюнтаристический националист или законченный ленинист? Существуют люди, которые не поддаются никакой классификации. Никакие этикетки не в силах удержать их в пределах одной ячейки, отведенной им мэтрами определений. Этих людей абсолютно невозможно втиснуть ни в какую шкалу. Этот человек восхищался Марксом, Пеги, Лениным, Прудоном, Ницше, Ренаном, Джеймсом, Моррасом, Бергсоном, Гегелем и Муссолини... Может быть, это был хаос? На самом деле, видимый хаос его позиций скрывает в себе особую логику, радикально отличную от примитивных троп, проложенных сухой университетской наукой. Сорель — человек интуиций. Одновременно, он человек тотального отказа от конвенциональных систем мышления, которые его современники пытались утвердить как "непревзойденные интеллектуальные горизонты эпохи". Эта свобода мысли, это стремление любой ценой избежать втискивания своих представлений о мире и обществе в застывшие механические пределы готовых идеологий легли в основу его самого главного труда "Размышления о насилии" (1906).

В своей книге о "революционерах справа" историк Зеев Стернель озаглавил раздел "Революция моралистов". Сорель описан в этой главе как один из самых ярких представителей "моралистического" движения. В противоположность либерального ревизионизму Бернштейна и Жореса, преданных традиционным либеральным ценностям, "моралистами" названы те люди, которые категорически отказываются от всякого порочащего компромисса: от компромисса как с ценностями буржуазного общества, так и со всеми разновидностями материализма (и марксистского, и буржуазного). Именно такой "этический социализм" лежит в основе мифа насилия.

5. Насилие, пролетариат и всеобщая стачка

Во-первых, сразу следует провести различие между "насилием" в понимании Сореля и любыми формами физической агрессивности, которыми полны современные общества. Идея насилия у Сореля тесно сопряжена с двумя другими основополагающими концепциями: с идеей "пролетариата" (монополиста этого насилия) и идеей "всеобщей стачки", которая является основным оружием революции. В свою очередь, теснейшая связь существует и между "всеобщей стачкой" и насилием. Всеобщая стачка — это уникальное в нынешних исторических условиях и наиважнейшее проявление насилия со стороны пролетариата. По Сорелю, это самое настоящее "боевое действие", во всем подобное настоящей войне; отсюда общность характеристик. Сравнивая стачку с классическим ведением боевых действий, Сорель подчеркивает, что, как и в случае нормальной войны, в ней отсутствуют ненависть и мстительность. Сорель пишет: "На нормальной войне побежденных не убивают". Однако физическое насилие не обязательно сопутствует стачке. Это насилие есть в первую очередь "демонстрация военной мощи" пролетариата. Смерть другого — побочное следствие насилия, а не его сущность. Сорель противопоставляет армейское насилие буржуазии ограниченному рыцарскому насилию пролетариата. Таким образом сорелевское насилие есть лишь утверждение твердой позиции, решительного противостояния врагу. Кроме того, насилие — это идея, которая способствует мобилизации и действию, проистекающему из этой мобилизации. Сорель написал классическую фразу: "Действие — вот что нам необходимо в первую очередь".

Матриархальный символ революционной агрессии. Роль Женщин в Революции интересовала многих исследователей. Начиная с Делакруа складывается романтический образ Восставшей Женщины, как символа пробужденной от сна Мировой Души, освободившейся от оков "злого демиурга". Эта тема характерна не только для коммунистов, но и для национал-революционеров. Так основатель "Аненэрбе" профессор Герман Вирт считал, что 1917 года — это символическая дата, знаменующая начало возврата цивилизации к нормам древнейшего, гиперборейского арийского матриархата. Белая Дама Севера, униженная, по мнению Вирта, носителями антиарийского, азиатско-семитского патриархата, снова должна восстать в момент Великого Юла, Космической Полночи. Показательно, что как и Муссолини, ван ден Брук, Шпенглер, ранний Геббельс и другие "крайне правые" Вирт рассматривал Октябрьскую революцию как позитивный феномен, параллельный революциям фашистского типа. Это выражалось и в экономических доктринах и в мистических образах.

Этим объясняется и презрение Сореля к классу интеллигенции, неспособному ни к какому наступательному действию, страшащемуся поля битвы. С другой стороны, такие боящиеся реальности интеллигенты часто оказываются кровавыми правителями. Их собственное "насилие" (Сорель имеет в виду в первую очередь революцию 1791 и репрессии 1870) бессмысленно, садистично и тоталитарно. Их насилие патологично. В этом проявляется их неспособность сплотить массы вокруг тех ценностей, которые они выдвигают. Сорелевское насилие прямо противоположно насилию интеллигенции, поскольку в случае Сореля оно напоено сознанием своего достоинства, своего великодушия. Сорель, подобно Клаузевицу, развивает теорию рыцарского, воинского насилия, которое является внешним выражением свободной и сильной воли. Насилие есть проявление твердости в достижении целей и в верности идеалу.

Эта идея "творческого насилия" выливается у Сореля в главный исторический миф: всеобщая стачка. Волевое насилие должно утвердить себя как исторический акт. Идея пробуждает волю, а миф служит посредником между реальностью (всеобщая стачка) и идеей. "Миф, — пишет Сорель, — это реализация надежд через действие; но он не служит доктрине, так как доктрины и системы суть интеллигентские спекуляции, имеющие мало общего с реальной схваткой и интересами пролетариев. Насилие — это доктрина в действии, чистая воля, а не умственная конструкция." Идея всеобщей стачки это "организация образов", коллективный инстинкт и общее чувство, в котором концентрируется война современного социализма против буржуазного общества. И Сорель снова обращается к идее интуиции, не сводимой к строгим, рациональным, механистическим определениям, к структуре строго распределенных представлений. Насилие у Сореля близко к виталистским концепциям Бергсона. "В насилии миф становится тем, что он есть."

6. Революционный синдикализм против социал-реформизма

Насилие — матрица пролетарского социализма. Социализм Сореля, рождающийся из насилия, не имеет ничего общего с социал-реформизмом. Сорель считает, что только революционный синдикализм сможет построить подлинный социализм. Синдикат, профсоюз — связка живых энергий пролетариата. Социализм Сореля исключает всякую социалистическую мечтательность и всякую парламентскую демагогию. Сорель считает все это "обезьяними ужимками интеллигенции". Он говорит: "Профсоюз: все будущее социализма заключается в автономном развитии рабочих профсоюзов". Сорель считает профсоюзы "рычагом революции". Естественные объединения пролетариата — это и есть профсоюзы. Они — очаги проявленной воли к освобождению. Профсоюз, исключающий из своих рядов парламентариев и интеллигенцию, есть подлинное и органичное боевое образование. Сорель, обращаясь к марксистам, сказал однажды: "подлинным марксистом является тот, кто понимает, что марксизм бесполезен для рабочих масс". Профсоюз действует только в своих интересах, в интересах своих членов. Он не следует программам партии и рецептов интеллигенции. Интеллигенты, которых Сорель окрестил "докторами малой науки", с негодованием набросились на Сореля, что вызвало у него только еще большие насмешки. Сорель не делал никакой разницы между интеллигентами из буржуазных партий и интеллигенцией с пролетарскими симпатиями. Он был убежден, что и те, и другие — типичные паразиты. Мечтательность их речей — реакционна. Интеллигенция блокирует революционное движение и отчуждает мысль рабочих. Истинная революция — это мысль в действии. Революция интеллигентов — это плоский спектакль.

Не следует, однако, смешивать "насильственное действие" и " действие ради действия". Сорель никогда не был нигилистом. Волнение еще не есть революция. Насилие не ограничивается серией потрясений. Насилие порождает то, что Сорель называл "эпическим действием". Революционная эпопея не есть негативизм, она, напротив, является "социальной негэнтропией". Насилие — это высшая формула действия, поскольку ее цель заключена в Творчестве. В этом смысле, оно требует от всех ее участников предельной ответственности, благородства, преодоления самих себя. Насилие "пробуждает чувство утонченного" и "возводит в высшую добродетель гордость свободного человека" ("Размышления о насилии"). Можно соотнести это творческое измерение насилия с новыми ценностями, которые провозгласил Ницше. Насилие — средство творить, а не самоцель. И именно творчество наделяет насилие высшим смыслом. Таким образом, насилие становится на службу социализма, так как, согласно знаменитому выражению Маркса, его задача "изменить мир, а не просто его понять". Сорель считает, что социализм — это новая, юная идея, и сама молодость требует отказа от фиксированных программ и упорядоченных идей. Превратившись в законченную систему, социализм потеряет всю свою жизнь, пророчески предсказывал Сорель; он станет таким же старым, старческим, как и его противники. Истинный социализм — это идея в действии, это спонтанный продукт.

Совершенно очевидно, что такой социализм не просто не имеет ничего общего с современной социал-демократией, но прямо противоположен ей.

7. Социализм, чуждый экономистам и демагогам

Сорель был по темпераменту пессимистом. Для него идея прогресса была идеей сугубо буржуазной. Он был категорически не согласен с Гегелем и считал, что "человеческая природа склонна к тому, чтобы все время стремиться к вырождению и декадансу". Человек подвержен вечному закону борьбы. Он должен постоянно преодолевать препятствия, которые ставит перед ним природа и его собственная природа в первую очередь (посредственность, трусость, эгоизм и т.д.). Человека все время подстерегает угроза энтропии. Сорель писал: "Вполне вероятно, что коллективы будут притягиваться к смутной магме, в основании которой лежит чистый беспорядок". В насилии же пробуждается та творческая энергия, которая призвана укротить энтропию. Сорель — философ энергии. Человек, считает Сорель, удовлетворяется чувством борьбы. В этой перспективе любое усилие является уже позитивным, оправдывающим само себя. Насилие дает человеку спасительную энергию, которая удерживает его от впадения в посредственность. Человек через насилие, поднявшееся из глубин его творческой индивидуальности, восходит, в конце концов, к этике. Насилие — перманентная форма этики. Этика, таким образом, является войной против обедняющей энтропии. Тут снова вспоминается Ницше. Новые скрижали морали немецкого философа смыкаются с ценностями борьбы и преодоления, которыми Сорель наделяет рабочих. Этика, мораль приравнивается Сорелем к самопожертвованию, героизму, самоотречению, усилию, отсутствию личной заинтересованности. Рабочий для него — это римский легионер, перенесенный в XX век. Он должен обладать моральными качествами, которые его облагораживали бы и обеспечивали бы ему превосходство над буржуазией. Сорель с симпатией говорит об этой расе людей, "воспринимающей жизнь как борьбу, а не как удовольствие". Его излюбленными выражениями были: личная энергия, творческая энергия, воинственная энергия и т.д. Такой тип человека воспроизводит архетип греческого воина. Он презирает мир интеллигенции, заражающей всех своей слабостью. Сорель предельно далек от мира "софистов, экономистов, людей цифр". Он утверждает: "Все возвышенное умерло в буржуазии". Теперь возвышенное можно найти только в насилии. Это источник революционной морали. Профсоюз устанавливает новые связи с миром морали, а значит восстанавливает героическое и возвышенное. Синдикаты — это школы коллективной морали. Они автономны, и их мораль — тотальная концепция мира.

Сорель твердо верил в новую фигуру Труженика. Он отказывался признавать дихотомию Огюста Конта — война или труд. Труд для Сореля — творческое действие, неподвластное, в конечном итоге, хищным подсчетам буржуазии. Труд не имеет дополнительной мотивации, кроме себя самого. Как и насилие. Всеобщая стачка — это также действие, свободное от всяких материальных интересов. Более того, Сорель понимает работу как разновидность борьбы. Труд есть для него прометеический акт. Он не только изменяет внешний мир, он обратным образом воздействует и на труженика и на трудовой коллектив. Насилие облагораживает трудовое сознание; оно дает работе творческое, преобразующее измерение. Труд не "производственный фактор", как полагают экономисты либеральной школы, и не источник прибыли для рабочего, а прибавочной стоимости для предпринимателя, как думают ортодоксальные марксисты. Труд — это наиболее возвышенная форма творчества. Сорелевское насилие относится только к миру производителей; поэтому сведение насилия к доминированию одного человека над другим прямо противоположно пролетарскому насилию в теории Сореля. Сорель добавляет, что глубиннейшим и интимнейшим мотивом труда является именно насилие. Таким образом три понятия связываются: Труд, Насилие, Мораль. Труд — это битва, в которой производитель возвышается через абсолютное насилие, и результатом которой является творчество.

8. Насилие как противоядие против душевной низости

Сорелю было очевидно, что появление социализма насилия может произойти только за счет старого буржуазного мира. Если насилие является позитивной и творческой идеей, то неизбежно у нее появятся противники. Сорель предлагает заранее определить территорию конфликта и посмотреть в лицо противнику. Цивилизация — это противник номер 1 нарождающегося социализма. Она стоит на двух основаниях старого мира: демократии и государстве. Отряды, которые охраняют эту цитадель, часто кажутся противостоящими друг другу: это лагерь буржуазии (либералы, радикалы, сторонники дикого капитализма, правые консерваторы и т.д.) и псевдосоциалисты (партии реформистов, "демократические" левые, прогрессисты всех тенденций и т.д.). За всеми этими абстракциями (демократия, цивилизация, государство) Сорель различает главного врага, против которого должна быть направлена агрессия — все формы идеологии посредственности. Сорель подчеркивает необходимость культурной войны, столкновения систем ценностей. Он не доверяет этикеткам, приклеиваемым в ходе политических спектаклей. Слова в политике часто оказываются совершенно пустыми. Сорель стремится проникнуть вглубь истинных позиций тех или иных политиков. Быть "социалистом" без того, чтобы исповедовать мировоззрение, радикально противоположное торгашескому обществу, для Сореля невозможно. Лень, низость, лицемерие, некомпетентность, эгоизм — вот черты, общие для всех политических партий истеблишмента.

Сорелевское насилие прекрасно осознает истинную историческую цель борьбы. Антиценности, которые угнетают производителей и отнимают у него свободу, сосредоточены в узко экономическом понимании человека, в экономизме. Принципы этого экономизма таковы: вера в материальный прогресс и сведение человека к материалистическим ценностям. Человек наслаждается не только материальным комфортом, но и комфортом интеллектуальным. Он превращается в огромный живот, податливый к социальному и политическому подавлению. Общество потребления становится тоталитарной диктатурой мысли, устанавливающей полицейские законы в сфере интеллекта. Таким образом, сорелевская концепция насилия однозначно и радикально порывает с западным обществом и его основами. С другой стороны, ей совершенно чужда та критика общества потребления со стороны некоторых "прогрессистов", которая настаивает на обретении еще большего комфорта. Философия счастья абсолютно противоположна Сорелю, и такие типы, как Маркузе, были бы опознаны им как типичные представители "буржуазного утопизма".

Те "гошисты", которые призывают к отмене труда, отрицают социальную борьбу и позитивно оценивают максимализацию индивидуального комфорта, были бы немедленно отлучены от социализма Сорелем в силу полной несопоставимости исходной системы ценностей.

9. Иллюзия прогресса

Теме прогресса, которую Сорель считал основой буржуазного сознания, он посвятил целую книгу — "Иллюзии прогресса". В этом вопросе он сближается с некоторыми современными ему крайне правыми мыслителями. Ценности торгашеской цивилизации для Сореля, как и для Морасса, основателя националистической "Аксьон Франсез", следует искоренить до основания. Ненависть к буржуазии также объединяет его с Морассом. Демократия как наиболее безопасная для буржуазии система, помогающая ей сохраниться и защититься от свежих и энергичных, социалистических тенденций, также вызывала у него ярость. "Демократия — это шарлатанство жадных и коррумпированных проходимцев". Содержа свой народ в подавленном состоянии, демократия способствует еще и установлению царства денег. Это тирания, тирания плутократии, возглавляемая финансовыми магнатами, стремящимися к защите своих собственных интересов. Сорелю принадлежит знаменитое определение: "Демократия — это диктатура немощи". Однако Сореля никоим образом нельзя зачислить и в реакционный лагерь. Он выступает и против буржуазии, и против социал-реформизма. Его идеи несводимы ни к консерватизму, ни к социал-демократии. Он верит в классовую борьбу. Как и Парето, он считает, что классовая борьба порождает новые элиты, которые ступают по трупам старых элит. Общественное согласие для него тождественно абсолютной энтропии.

В. И. Ленин. Великий революционер, любивший Сореля и воплотивший в жизнь его основные учения — теорию мобилизации и миф о насилии. Немецкие национал-революционеры и национал-большевики, близкие к нацизму, делали различие между марксизмом и ленинизмом. Маркс представлялся им космополитически ориентированным абстрактным теоретиком, а Ленин героической фигурой, совместившей социализм с национальными потребностями России и объявивший войну либеральному империалистическому капитализму. Освобожденный от фарисейского и неискреннего почитания, преданный и оплеванный сервильными служителями своего культа, объявленный "преступником" потомками самых подлых палачей, в одночасье поменявших маски, — Владимир Ильич Ленин становится ориентиром для нового нонконформизма, для сторонников Третьего Пути вместе с Сорелем, Ницше, Хайдеггером, Никишем, Юнгером, Эволой, Муссолини и Тириаром.

10. Полная интеллектуальная независимость

Насилие Сореля обладает чисто этическим и творческим измерением, свойственным и его социализму. Послание Сореля в том, что социализм — это не политическая программа и не политическая партия. Социализм — это моральная революция, интеллектуальный переворот, духовная революция. Насилие формирует и подготавливает этот брутальный переворот в душах людей. Социализм без насилия это не социализм. Только использование насилия обеспечивает позитивную революцию. Во французской революции он никакого творческого начала не находит. Разрушение ради разрушения представляется ему отвратительным. Подлинное насилие должно наделить социализм благородством, возвысить его, обеспечить ему подлинность, аутентичность.

Социализм Сореля не компромисс. Он есть культурная Революция. Его цель не в улучшении капитализма через перераспределение власти (какая разница между технократом слева и технократом справа?), но в утверждении через революцию новых ценностей. Насилие — гарант верности революционным ценностям. Речь идет не от том, чтобы разбивать витрины или заниматься терроризмом. Подлинное насилие заключается в том, чтобы опрокинуть табу. Следует разрушить привычные идеологические клише, отменить грань между правым и левым, особенно между крайне правым и крайне левым. Нужно выступить против всей Системы в совокупности, независимо от ее масок и самоопределений. Вот подлинное насилие по Сорелю: полная интеллектуальная независимость...

Анж Сампьеру