Социализм принято относить к категории явлений, связанных с самим духом современности, "современного мира". Более того, традиционалисты подчас именно в социализме видят наиболее негативное, профаническое, антисакральное проявление этого духа. На первый взгляд, действительно, кажется, что в социалистических проектах Божественное заменяется человеческим, природное — искусственным, священное — профаническим. Но очень многие аспекты социалистических теории и практики не укладываются в эту верную, но слишком ограниченную схему. Это заставляет нас переосмыслять снова и снова это загадочное и могучее явление, стараясь проникнуть в его тревожную тайну.

Тайная симпатия антиподов

В истории политических учений существует одно очень странное обстоятельство, которое не перестает удивлять политологов и исследователей идеологий. Это необъяснимая тяга друг к другу противоположных полюсов политического спектра, которые не только активно интересуются друг другом, но и довольно часто объединяются ради борьбы против центра. Данное обстоятельство настолько бросается в глаза, что появилось даже расхожее клише, утверждающее, что в политике противоположные экстремумы сходятся. Этот тезис о совпадении экстремумов часто берется за аксиому (особенно это характерно для прагматического центра, не желающего вдаваться в подробности относительно логики своих противников и ограничивающегося указанием на их сходство, как будто это хоть что-нибудь объясняет). Можно подумать, что тезис Николая Кузанского о "совпадении противоположностей" (coincidencia oppositorum) применим не только к предельным сферам теологии, но и к политическому спектру. На самом деле, данный феномен заслуживает глубинного изучения. Тот факт, что он чрезвычайно часто встречается в конкретной политике, еще не означает, что речь идет о чем-то само собой разумеющемся. Ведь Кузанский говорил о "совпадении противоположностей" в Боге, в точке метафизического предела, в Абсолюте, а сфера политического, естественно, никакого отношения к Абсолютному не имеет. Следовательно, мы имеем дело в данном случае не с чем-то банальным, но, напротив, с чем-то загадочным, странным, тревожным; с чем-то нуждающимся в самом серьезном исследовании.

Так как данная тема чрезвычайно широка, мы выделим здесь лишь один аспект "совпадения противоположностей" в политике. Нас интересует более всего та двусмысленность, которая связана с учением социализма, являющегося сферой притяжения самых различных и подчас взаимоисключающих идеологических тенденций — предельно консервативных, традиционалистских, "реакционных", иерархических, авторитарных, почвенных и спиритуалистских, с одной стороны, и предельно модернистических, прогрессистских, эгалитаристских, технократических и материалистических, с другой. Быть может, именно социализм является той идеологией, где сосуществуют самые далекие друг от друга и самые радикально противоположные тенденции.

Среди первых социалистов мы видим наследников Просвещения — механицистов и атеистов (Луи Блан, Прудон, Маркс и т.д.) — и пламенных мистиков (Кампанелла, Мор, Пьер Леру, Луи Констан (ставший позднее Элифасом Леви), Фабр д'Оливе, Сэнт-Ив д'Альвейдр и т.д.); прагматиков, озабоченных рационализацией социальной структуры (Сен-Симон, Фурье и т.д.) и утонченных элитарных эстетов (Уильям Блэйк, Оскар Уайльд и т.д.). Сорель становится учителем для Ленина и для Муссолини. Лассаль солидаризуется с Бисмарком. Мао Дзэдун признает в разговоре с Мальро, что является "последним Императором". Крайне правое, традиционалистское и архаическое сочетается с крайне левым, "прогрессивным" и ультрасовременным.

В чем же причина такого презрения к политической логике, которая довольно четко соблюдается в иных секторах идеологического спектра, где правое остается правым, а левое — левым, не смешиваясь и четко дифференцируя свои оттенки и вариации по довольно ясно определенной шкале?

Версия Третьего Пути

Одной из наиболее привлекательных гипотез, объясняющих данный парадокс, является, на наш взгляд, идея о принципиальном, парадигматическом делении всего идеологического спектра не на два лагеря — правые-левые, — но на три лагеря, довольно автономные по отношению друг к другу. Введение концепции Третьего Пути как самостоятельной идеологической позиции, в значительной степени, усложняет привычное видение политической структуры общества. Поясним это.

Двойственное деление на правых и левых предполагает существование Центра, в котором политические фланги достигают компромисса путем отказа от своих наиболее радикальных позиций, изначально определяющих то, что одни являются правыми, а другие левыми. В этой политологической дихотомии, центр — это не нечто третье, самостоятельное, но лишь наложение наиболее блеклых и ослабленных аспектов правого и левого фланга. Иными словами, в такой модели центр не имеет никакого самостоятельного идеологического фундамента и целиком и полностью зависит от качества позиции правых и левых. Любое движение правых вправо и левых влево или наоборот автоматически влечет за собой изменение позиции центра.

Политология, учитывающая не две, а три политические позиции, резко меняет всю картину. Третья Позиция или Третий Путь есть такой идеологический фактор, который является прямо противоположным позиции центра во всех отношениях. Если центр всегда является продуктом компромисса, то Третий Путь ратует за предельную бескомпромиссность (как справа, так и слева). Если центр ненавидит крайности флангов ("экстремизм"), то Третий Путь, наоборот, приветствует все крайности, независимо от их политической ориентации. Если центр принципиально зависим от правых и левых, то Третий Путь принципиально самостоятелен. Если центр опосредует и смягчает позиции краев, Третий Путь их заостряет и радикализирует. Если центру для того, чтобы существовать, необходимы две стороны политической шкалы, и в сохранении этого дуализма центр жизненно заинтересован, то Третий Путь, напротив, стремится выйти за рамки дуализма, преодолеть двойственность, осуществить синтез и "трансцендирование" обычной политической системы. Третий Путь — это антицентр. Парадигмой этого соотношения могут служить слова Апокалипсиса, обращенные Иисусом Христом к Ангелу Лаодикийской Церкви. "Знаю дела твои, ты не холоден, и не горяч. О, если бы ты был холоден или горяч. Но так как ты не холоден и не горяч, а тепл, то извергну тебя из уст Моих". Не холоден и не горяч политический центр. Третий Путь не стоит на стороне Жара или Холода, он стоит на стороне и Жара и Холода против Тепла.

Если принять версию Третьего Пути, станет очевидным, что все идеологические парадоксы, связанные с идентификацией того или иного политического деятеля или мыслителя в шкале правые-левые, говорят, чаще всего, лишь о его принадлежности Третьему Пути и ошибочности его занесения в лагерь правых или левых. В таком случае, речь идет более не о таинственной тяге противоположностей друг к другу, не о парадоксальной любви Жара к Холоду, и наоборот, но об особой позиции, равно удаленной и от одного и от другого полюса, но в равной мере симпатизирующей "самому холодному" и "самому жаркому". Можно сказать, что такая позиция предполагает уникальную тягу к Пределу, к полному исчерпанию предлагаемых идеологических возможностей, волю к Абсолютному. На практике, Третья Позиция может быть реализована и через "правый", и через "левый" фланги, если тотальное отождествление с логикой своей "партии" и радикализация верности ее идеалам приведет идеолога к истоку ее инспирации и выведет дальше, по ту сторону этого истока. Через предельный Жар можно постичь тайну Холода, а через предельный Холод — тайну Жара. Важно, однако, заметить, что Абсолютное, на которое ориентирована Третья Позиция, не лежит в сфере политического. Политическое, в данном случае, становится лишь инструментом человеческой воли, полем проявления заложенного в людях Святого Духа.

Таким образом, социализм как идеологическое явление менее всего укладывающееся в конвенциональные политические схемы, представляется наиболее близким к самой сущности Третьего Пути. Это интуитивно ощущали Прудон и Сорель, Мюллер ван ден Брук и Эрнст Никиш. Социализм неразрывно связан с волей к Синтезу, с эсхатологией, с мифом о преодолении противоречий дольнего мира и наступлении Царствия, в котором будут действовать не законы бледного компромисса и фарисейски прикрываемой несправедливости, но благодать Нового Мира, по ту сторону Холода и Огня. Социализм, к предтечам которого часто относят Гегеля, ориентирован на Синтез, снимающий тезу и антитезу, на головокружительное преодоление роковых рамок человеческой и социальной реальности. Социализм стремится не сгладить существующие противоречия — как в экономической, так и в духовной жизни, как в политической, так и в культурной сфере, — но, доведя эти противоречия до предела, вскрыв их, обнаружив их, совершить революционный переворот и раз и навсегда покончить с узами вуалируемой Несправедливости и Тирании — тирании социально-экономического устройства и тирании Времени, идущего лишь в одном направлении, тирании Материи и политических олигархий, тирании религиозного лицемерия и непокоренного пространства. При этом главным врагом социализма является все то, что стремится сгладить, скрыть существующие противоречия, что хочет выдать Царство Несправедливости за наименьшее зло, а онтологическую или историческую Драму преподнести как банальную закономерность. Поэтому социализм и вбирает в себя самые радикальные элементы, все кризисные и экстремальные проекты — одни из них иллюстрируют социалистам сущностный Трагизм "Старого Мира", другие предвосхищают Новое.

Фердинанд Теннис и структура социалистического мифа

Чтобы лучше понять сущность социализма как позиции Третьего Пути по преимуществу, обратимся к исторической модели, которая в той или иной форме предопределяет логику социалистического отношения к общественной, политической и экономической реальности. В данном вопросе мы обратимся к концепции Фердинанда Тенниса, чьи идеи лежат в основании всей школы немецкой социологии.

В самых общих чертах теория Тенниса такова. Всякий цельный человеческий коллектив — народ, государство, племя, нация и т.д. — может быть отнесен к одной из двух основополагающих категорий, определяющих его качество. Этими категориями являются Община (Gemeinschaft) и Общество (Gesellschaft). Французскими аналогами этих терминов являются communaute и societe. Немецкие термины отражают сущность этих понятий предельно ясно, так как этимологически слово Gemeinschaft происходит от корня "общий" (commun, по-французски), а слово Gesellschaft от корня "связь, путы, оковы" (сходная этимология и у французского societe). (К сожалению, в русском языке сходной пары терминов не существует, и для ясного понимания доктрины Тенниса следует иметь в виду немецкую этимологию.) Община, согласно Теннису, это традиционный тип человеческого коллектива, основанного на органическом родстве всех его членов между собой. Прототипом общины является семья и ее члены. Теннис подчеркивает, что в лоне семьи связи между ее членами не являются связями между различными индивидуумами, строго разделенными друг с другом. Действительно, мужчина в семье рассматривает свою жену, своих детей и своих родителей не столько как посторонних индивидуумов, сколько как продолжение самого себя. Их боль — это его личная боль; их радость — его радость; их голод и недуг — его недуг, а их здоровье — его здоровье. То же самое можно сказать и о других членах семьи. Семья, состоящая из нескольких людей, является в то же время единым организмом, функционирующим в полной, физической, психической и нравственной взаимосвязи. Даже на уровне удовлетворения самых примарных инстинктов — питания, полового влечения и т.д. — члены семьи не могут до конца отделить себя от другого, не могут быть индифферентными к своему близкому. По образцу семьи складываются и более объемные органические общины (Gemeinschaft) — род, племя, селение и так вплоть до целого народа. Всякая община, утверждает Теннис, имеет единый социо-экономический и нравственный критерий, воплощенный в Традиции, которая является основой общинного бытия. Эта Традиция может иметь свою церковную, теологическую формулировку, но может и не иметь ее, передаваясь через мифы, преемственность нравственных и хозяйственных норм, через обряды и ритуалы. Как бы то ни было, даже в пределах целого народа община характеризуется, прежде всего, отсутствием представления об индивидууме как базовой составляющей коллектива. Члены общины, рассматриваются, напротив, как ее частные и фрагментарные воплощения, как отражения в разбитом на множество осколков зеркале единой Реальности, Общего Бытия.

Вторым типом коллектива Теннис считает Общество (Gesellschaft). Общество (Gesellschaft), в отличие от общины (Gemeinschaft), строится не на принципе органического родства и единства, но на принципе коллективного договора, искусственно связующего атомарных индивидуумов и регулирующего их совместное существование. Общество не предполагает никакой однородности его членов, так как теоретически оно может возникнуть из любого коллектива индивидуумов, которые, для того, чтобы сосуществовать, просто принуждены будут создать между собой "связи" (Gesellen), ложащиеся в основу социальной нормы. Общество (Gesellschaft) как особый тип коллектива основывается на принципе индивидуального эгоизма, предполагающего, что реализация всех потребностей человека, начиная с самых примарных, является его личным делом. Безусловно, для достижения личных целей члены общества (Gesellschaft) могут и должны кооперироваться, но любое объединение ориентировано исключительно на достижение индивидуальных целей, что, впрочем, может в качестве возможного следствия, привести и к повышению благосостояния всех (но может и не привести).

По Теннису, община (Gemeinschaft) существовала всегда, и именно она представляет собой наиболее естественный и нормальный тип человеческого общежития. Общество (Gesellschaft), со своей стороны, возникло на поздних этапах развития истории в результате разложения органических взаимосвязей общины (Gemeinschaft). Социальную историю человечества можно представить как постоянное движение от общины (Gemeinschaft) к обществу (Gesellschaft). Если в древнем и средневековом мире эти тенденции проявлялись циклически, то, начиная с появления капитализма, победа общества (Gesellschaft) над общиной (Gemeinschaft) стала несомненной, и община со всеми свойственными ей традиционными нормами была вытеснена на периферию цивилизации.

Буржуазный строй, по Теннису, есть полный триумф атомарного коллектива, строящего свое существование исключительно на искусственных нормах договора.

Социализм, определяемый в терминологии Тенниса, есть сознательная реакция на наступление общества (Gesellschaft), осознанное как отчуждение (Entfremdung), и стремление вернуться к органическим формам существования, к общине (Gemeinschaft), к братству и единству органического коллективного существа. Стремление к общине становится "сознательным" и "осознанным" именно тогда, когда последние остатки общинного строя исчезают перед лицом "контрактной цивилизации". Социализм, таким образом, есть тенденция и консервативная и революционная одновременно, так как она ориентирована на реализацию в будущем идеала прошлого. В социализме на первый план выступает диалектический фактор, так как возвращение к общине (Gemeinschaft) после ее разрушения капиталистическим обществом (Gesellschaft) должно стать процессом качественно иным, нежели существование общины (Gemeinschaft) по инерции. Поэтому телеологическая ориентация социализма предполагает в будущем не просто общину, но Абсолютную Общину, основанную не на братстве братьев, но на "всеобщем братстве". Фактически, социалисты хотят вернуться не во вчерашний, а в позавчерашний день, в Золотой Век, к Истоку. Отсюда и кажущаяся подчас странной образность социалистических утопий, в которых воспеваются не просто органические, реалистически-общинные отношения, но эдемический идеал, прото-община (Urgemeinschaft).

Фактически, всякий последовательный социализм должен логически завершаться коммунизмом, торжеством планетарной общины, великой реставрацией Золотого Века. Какими бы теоретическими соображениями ни облекался фундаментальный социалистический миф — от экономических выкладок Маркса до мистических фантазий Кампанеллы или Фурье — он остается принципиально единым, консервативно-революционным в своей основе, "третьепутистским", "героическим", модернистическим и реставраторским одновременно. Такие странные утопические детали в описаниях коммунистического общества, как общность жен, управление стихиями, отсутствие труда, отсутствие частной собственности и т.д. не что иное, как упрощенное, секуляризированное представление о Рае, об изначальном адамическом состоянии, в котором существует не множество индивидуумов, но один единственный Субъект, пребывающий в онтологическом изобилии.

Если теперь с уровня социального, оперирующего такими категориями, как общество (Gesellschaft) и община (Gemeinschaft), перейти к религиозному пониманию истории — как в тех традициях, где история мыслится линейно (христианство, иудаизм), так и в тех традициях, где доминирует циклическое понимание истории (индуизм, буддизм, ислам, язычество и т.д.) — мы увидим точный аналог исторического видения. Более того, стремление вернуться к Истоку, возвратить утраченное некогда праотцами райское состояние, но уже с новым, обновленным сознанием, постигнувшим темную тайну изгнания, есть основа всякой религиозной этики, всякого духовного отношения к проблеме Времени. Социализм лишь сводит эту парадигму к уровню социальной реальности, ставит ту же проблему в социально-политических терминах. Богатые, которым в рай войти труднее, чем верблюду пройти через угольное ушко, из антропологической, символической категории превращаются в социальный класс. Нищие духом обнаруживаются в самом обездоленном классе — в угнетаемых капиталистами рабочих. Но рабочие не всегда были социальными винтиками бездушной машины. Некогда они были "верными земле", принадлежали общине, обладали Традицией. Они превратились в пролетариев не из животных, но из благородных Тружеников. Значит, их восстание против эксплуататоров имеет глубинный реставраторский смысл. Они, спустившись на дно социальной Ночи, принесут миру зарю Нового Дня и восстановят Общину, Братство и Справедливость.

Социализм есть восстание против общества. Социализм есть предвосхищение коммунизма.

Революция против эволюции

Одним из существенных моментов социалистической идеи является принцип Революции, лежащий в основе и социалистического понимания истории, и самого экзистенциального пафоса социализма. Этимологически слово "революция" означает "вращение" (подразумевается "колеса", "солнца" и т.д.) или даже "воз-вращение". Этот термин имеет прямое отношение к логике социалистического мифа, ориентированного на диалектическое возвращение к Истоку после прохождения фазы отчуждения. Революция — это героическое преодоление максимума онтологической и социальной энтропии, восстание против неумолимого рока, разлагающего органическую ткань общины (Gemeinschaft) и порождающего социальное царство Несправедливости, предельной фазой которого является буржуазный строй. На моменте революции сосредоточены все силы социалистической борьбы, так как именно в этом событии открывается во всей полноте та стихия героической воли, которая в этот миг окончательно отделяет себя от стихии социальной инерции, доказывает инаковость своей природы и обнаруживает свое глубинное качество — вертикальное по отношению к инерциальному течению истории.

Революция — это кульминационный этап всей социалистической эсхатологии, ориентированной в своей наиболее чистой форме не на развитие, не на эволюцию, не на постепенное совершенствование и "прогресс", но, напротив, на резкий скачок из самого низшего в самое высшее ("кто был ничем, тот станет всем"), на героическое деяние, на сверхпреодоление, на великое восстание против имманентных законов общественной истории. И здесь мы снова сталкиваемся с парадоксом: сущность социалистического понимания истории основывается на понимании ее как деградации, как постоянного совершенства и тотализации средств эксплуатации, как разрушения органических общинных связей, как удаления от "пещерного коммунизма", но в то же время, социалистов принято считать сторонниками "прогресса", и именно идея неизбежности "социального прогресса" лежит в основе доктринальной убежденности социалистов в неизбежности Революции. Этот момент требует разъяснений.

Если парадоксальный характер социализма как учения, его глубинное родство с идеей "совпадения противоположностей" заставляет отнести его к идеологии Третьего Пути, или даже приравнять его к этой идеологии, то чем объяснить тот факт, что очень часто конвенциональная политология относит социализм к разряду левых идеологий? Видимо, под одним и тем же термином — "социализм" — скрыты две различные доктринальные системы, различающиеся между собой не по степени радикальности, но по своей сущностной, онтологической ориентации. Приглядевшись внимательно к реально существующим социалистическим движениям, мы без труда поймем, в чем состоит различие между "социализмом Третьего Пути" (или просто социализмом) и "левым социализмом" (или псевдо-социализмом). Левый социализм прекрасно укладывается в двухполюсную политологическую схему, а значит, он не ставит под сомнение правомочность такой системы, пытаясь лишь повлиять на центр и сместить его как можно "левее". На уровне историософского видения это означает отказ от Революции, как кульминации социалистического действия и подмена этой Революции принципом Эволюции, прогресса. Прогресс для подлинного революционного социализма — заключается в Скачке, в травматическом разрыве однородного течения социальной истории. Общество (Gesellschaft), "старый мир", "мир насилья" подлежит, согласно истинно социалистической доктрине, не "улучшению", а "отмене", "разрушению", "уничтожению". Вместо него должен появиться "новый мир", "наш мир", "мир Общины (Gemeinschaft)", но не той общины (Gemeinschaft), которая была разрушена капиталистическим обществом (Gesellschaft), а значит, несовершенной, не способной охранить себя от тлетворного влияния Отчуждения и Несправедливости, а Новой Общины, Абсолютной Райской Общины, куда вообще не будет доступа стихиям онтологической и социальной энтропии. Социализм, ориентированный на Эволюцию, понимает "прогресс" не как героический скачок, не как волевой подвиг революционной элиты, возглавляющей массы обездоленных, — т.е. тех, кто провиденциально поставлен социумом в экстремальную позицию, позволяющую понять весь драматизм отчуждающего детерминизма истории, — а как ускорение того самого социального процесса, который и привел к порождению общества (Gesellschaft) как особой коллективной реальности. Итак, между революционным социализмом и эволюционным социализмом — различие не только в степени радикальности, но в самой сути. Первый видит социальную историю как сущностную деградацию и ориентирован против ее течения, вертикально по отношению к ней. Второй солидарен с этой историей и стремится к ее ускорению. У коммунизма и истинного социализма нет большего врага, чем социал-демократия. Левый социализм — это не просто ренегатство, это абсолютный враг социализма Третьего Пути, и не только из-за учета или неучета национальных, государственных, религиозных факторов (как думают некоторые), но в силу своей изначальной, глубинной векторной инаковости.

Здесь можно также указать на некоторый этимологический парадокс, который внимательный читатель уже наверняка заметил в том месте, где мы говорили о противопоставлении общины (Gemeinschaft) и общества (Gesellschaft) у Тенниса. Дело в том, что само слово "социализм" происходит от латинского "социум", т.е. "общество" в смысле Gesellschaft. "Коммунизм" же этимологически родственен слову "коммуна", т. е. "община", Gemeinschaft. Если понимать социализм как "преддверие коммунизма", а это один из наиболее часто встречающихся вариантов, то мы будем иметь дело (уже по определению) с революционным социализмом, социализмом Третьего Пути. Такой социализм находится по ту сторону Скачка, отделяющего старый мир от Нового. Если же понимать социализм строго этимологически, т.е. как политический строй, в котором общество (Gesellschaft) достигает своего апогея, то мы имеем дело с эволюционным социализмом, не противоречащим логике капитализма, но, напротив, доводящим эту логику до предела. Такой социализм (называемый чаще всего социал-демократией), левый социализм есть концентрат Старого мира, "мира насилия", где эксплуатация не только не исчезает, но достигает своего пика — как по жестокости, так и по утонченности. Высшая форма рабства наступает тогда, когда сам факт рабства более не осознается рабами. С таким левым социализмом истинный социализм Третьего Пути находится в состоянии абсолютной борьбы. Против него и направлен, в конечном итоге, огненный шквал Коммунистической Революции.

Элита и Мистерия Нищеты

Оскар Уайльд в своей новелле "Кентерберийское привидение" дал удивительно глубокую характеристику сущности социализма. Один из персонажей этого рассказа, кентерберийское привидение, говорит: "Нет ни одной мистерии выше мистерии Любви, кроме мистерии Нищеты". Нищета есть то волшебное состояние, в котором происходит рождение великой силы социализма. Нищета — это предел нисхождения по социальной иерархии, в которой обездоленным место только в самом низу. В традиционном обществе, в общине (Gemeinschaft), в органическом строе нищета никогда не имела того мистического смысла, который она приобрела с наступлением капитализма. Отсутствие материального достатка в общине является признаком скорее высших каст — жреческой и административной. Отсюда — обеты бедности в монашеских и рыцарских орденах. Бедность в традиционном обществе почитается как добродетель, так как в ней проявляется тенденция к преодолению материального, к спасительной духовной аскезе, искупающей самим своим фактом неизбежную материальность остальных членов коллектива. Бедность теснейшим образом сопрягалась в Традиции с идеей элиты. Неравенство там основывалось на спиритуальных, а не на материальных факторах. Поэтому аскеза стояла не на периферии, а в центре социальной реальности, являясь благодатной точкой соприкосновения низшего с высшим, дольнего с горним, оптическим фокусом сообщения между собой энергий Неба и энергий Земли.

Деградация общины (Gemeinschaft) и окончательное установление индивидуалистического, "коллективно-договорного" порядка перевело нищету из центра на окраину социума, сделало из нее синоним социального порока. Бедность одних стала восприниматься не как компенсация за благосостояние других, с соответствующей сменой ролей в духовной сфере, но как зло само по себе. Такая "презренная нищета" и есть источник величайшей социалистической мистики. Зона нищеты стала при капитализме единственной сферой сосредоточения Подлинного, Духовного, Справедливого. Именно сюда стянулась подлинная элита, сохранившая верность принципам общины (Gemeinschaft) и отказавшаяся от буржуазно-индивидуалистических правил общежития. Чем более презренным, отверженным и обездоленным является человек в капитализме, тем яснее проявляется его провиденциальная избранность, его инаковость, его "субъектность". Ницше писал: "Я предвижу то время, когда последний благородный человек станет неприкасаемым, чандалой".

И здесь проявляется циклическая идея социализма, парадигмой которой можно считать евангельскую притчу о блудном сыне. Блудный сын покидает счастливую обитель отца — социальная история переходит от стадии общины (Gemeinschaft) к стадии общества (Gesellschaft). Он тратит все свое состояние — истинная элита, верная общине (Gemeinschaft) теряет все внешние признаки своего статуса, переходит в разряд отверженных, обездоленных; созидательный труд теряет свою ценность при расцвете финансового капитализма. И наконец, блудный сын, познавший горечь отверженности, возвращается к отцу с новым знанием, с драгоценным опытом Нищеты — происходит Революция элиты, смещенной на периферию, против энтропических законов "эволюции" и ее возвращение к своему истинному положению, но уже с глубинным опытом Страдания и Сострадания. Тот, "кто был ничем" становится "всем", кем по сути он был и раньше, но только тогда, прежде, чем "стать ничем", он еще не осознавал "глубины" бытия, его третьего измерения, его темного предела.

Дух Революции, энергию Возврата элита черпает в опыте Обездоленности.

При этом важно и еще одно обстоятельство. Социализм предполагает уникальный революционный альянс между высшей духовной аристократией, "лишенной наследства" режимом сытого буржуа и народными массами, низами, более всего подверженными эксплуататорскому давлению восторжествовавшей с капитализмом посредственности. Это еще одно "совпадение противоположностей", свойственное социалистическому учению. Этот союз между субъектным полюсом Революции ("профессиональным революционером") и ее объектным полюсом ("народными массами") имеет под собой глубокое основание. Существа, погруженные в мистерию Нищеты, делятся принципиально на две антропологические категории — на пассивно страдающий от извращения социальных пропорций народ, в котором угрюмо копится бессознательная ненависть к "договорному строю", и социалистическая контр-элита (по классификации Парето), активная и воинственная, угадывающая в угнетенных массах образ своей собственной души, лишенной, однако, разумности и воли. Эта антропологическая двойственность является основой революционной иерархии социализма, которая ничуть не нарушает равенство революционной элиты и народа ни перед лицом угнетателей, ни перед величием социалистического идеала. Это иерархия самопожертвования, иерархия служения, которая не может быть ни спародирована, ни превращена в источник личного благополучия уже по той причине, что мерой революционного превосходства является степень постижения мистерии Нищеты, глубина страдания и сострадания, уровень самоотверженности и готовности превратить свою жизнь, свою судьбу в горючее Великого Эсхатологического Пожара. В этом аспекте, как и везде, социализм на политическом уровне предполагает тотальную войну против центра, против срединности, против посредственности, против буржуазных консерваторов, кичащихся своими привилегиями и против буржуазных прогрессистов, одержимых завистью ко всему выделяющемуся. Истинно социалистический подход заключается в парадоксальном, но глубоко обоснованном альянсе между предельными формами "равенства" и предельными формами иерархической структуры.

Мистерия Любви, о которой говорил персонаж Уайльда, была основой Общины (Gemeinschaft), традиционного строя. Мистерия Нищеты становится зародышем эсхатологической Революции на том этапе социальной истории, когда община (Gemeinschaft) разрушается, сменяясь обществом (Gesellschaft). Из этой новой мистерии созидаются "новые небеса и новая земля".

Социализм и Смерть

Существует довольно любопытная трактовка социалистического мировоззрения как "социальной танатофилии", "стремления к смерти". На эту тему писали и консерваторы, и либералы. Среди европейских авторов интересны работы Нормана Кона ("В ожидании тысячелетнего царства"). Среди русских исследователей наибольший интерес представляет Игорь Шафаревич, обобщивший самые серьезные антисоциалистические аргументы в замечательной работе "Социализм как явление мировой истории". В принципе, "танатофилию" социализма его критики обнаруживают, в первую очередь, в "ирреальности", "несбыточности" его устремлений, в гротескном желании многих социалистов довести принципы общины (Gemeinschaft) до предела, включая общность жен, отсутствие всех индивидуальных форм существования людей — личных квартир, предметов быта и даже детей. Фанатизм социалистов граничит с ненавистью к законам естественной жизни, с требованием подчинить эти законы социалистической воле, со стремлением, в конце концов, разрушить "старый мир" вплоть до его биологических и даже минеральных корней. Все это, действительно, присутствует у социалистических авторов, но сама констатация этих аспектов, на наш взгляд, далеко не достаточна: она нуждается в объяснении, которого, как правило, не содержится в работах критиков социализма. Что же стоит за этой "танатофилией", мнимой или подлинной?

Логика социалистического понимания истории может быть выражена и в категориях жизни-смерти. В начале есть жизнь, рай, полнота, органическая и естественная форма существования общины как единого организма. Разрушение общины (Gemeinschaft), распад органических связей и постепенное появление общества (Gesellschaft) есть переход к смерти. Финальная Революция означает новое обретение жизни, но не просто той, которая была и кончилась, но Новой Жизни, стоящей по ту сторону смерти, не подверженной ее тлетворному, энтропическому влиянию, — сверхжизни, Сверхбиоса, означающего не просто максимализацию витальности, но ее "трансцендирование". Новый Человек — это не просто "восстановленный Ветхий Адам". Это Адам спасенный, принципиально избавленный от роковых закономерностей деградации, которым подвержен даже рай. Древние греки прекрасно понимали это, когда утверждали, что даже бессмертные боги подвержены высшему закону Судьбы. Появление буржуазного общества есть для социалистов смерть органической жизни. Но когда приходит смерть капитализма, тогда возникает нечто иное — не похожее ни на жизнь, ни на смерть. Именно это иное, Инобытие, Эсхатологический Эон, Фантастический Мир Вечного и принимают за признак "танатофилии" критики социализма, чей горизонт ограничен либо ностальгией по архаической и безвозвратно утраченной до-общественной органичности, по "пещерному капитализму", либо совершенно патологическим восприятием буржуазного "тепла" (ни Жара, ни Холода) как "нормальной жизни". Критики социализма и справа и слева, однако, справедливо видят в социализме лик смерти, но это не смерть как таковая, а их собственная смерть, так как и правые и левые защитники Системы обречены на то, чтобы исчезнуть в эсхатологическом пожаре Последней Революции, если, конечно, они не узнают своей тайной, но не распознанной ранее мечты в надвигающемся шквале Огненного Преображения.

Конец Времени

Одним из типичных аргументов противников эсхатологии, т.е. учения о Конце Света, является утверждение, что многократное ожидание близкого Конца Света в истории оканчивалось всякий раз ничем. Верные Традиции на это отвечают, что однажды все же это событие произойдет, так как должно произойти по священной логике истории. Священные писания утверждают, кроме того, что это событие произойдет именно тогда, когда его будут менее всего ожидать. Точно так же и с социализмом. Много раз в истории происходили события, которые типологически можно было бы приравнять к социалистическим революциям. И всякий раз оказывалось, что это было иллюзией, что "новый мир" был лишь частичным улучшением "старого", что яд энтропии проник и в революционную реальность, что восстановленная община не обладает всеми необходимыми качествами истинной социалистической победы. Но это никоим образом не означает, что такая подлинная Революция, Последняя Революция, не произойдет никогда. Быть может, только, она разразится внезапно, подобно Буре, зарождающейся в центре абсолютного штиля.

Одной из причин невозможности реализовать Революцию до конца является постоянная и довольно тонкая инфильтрация социалистических учений доктринальными элементами, подрывающими реализацию ее базовой стратегии. Ревизионизм разъедает социализм изнутри, как скрытая ересь. Коварные "агенты влияния" мировой энтропии стремятся внедрить в социалистический миф чуждые ему элементы: то ими становятся идеи "прав человека" (как во французском социализме), то концепция эволюции и прогресса (эта болезнь, и особенно ее мистическая форма, воплощенная в космистском коммунизме, характерна для русского социализма), то ксенофобские и шовинистические эксцессы (это подорвало основы германского социализма), то теория "национального избранничества" (что извратило социализм евреев). Но все это заставляет лишь глубже и глубже постигать мистерию Нищеты, которая только и может открыть нам истинные пропорции, гарантирующие финальный успех НАШЕЙ Революции. Социализм — это дело воистину обездоленных масс (внимательнее приглядитесь, не скрыты ли за объективной бедностью пролетария мелкобуржуазные, мещанские чаяния, не реализующиеся лишь потому, что для этого нет внешних условий!) и воистину радикальной элиты (будьте осторожнее, как бы за революционным пафосом идеологов не обнаружилось неумеренного индивидуалистического тщеславия, ищущего лишь скандала, или пустой интеллигентской демагогии!). Быть может, лишь когда и те и другие действительно постигнут Мистерию Нищеты, они смогут соединить свою волю настолько, что ветхий мир, действительно, будет разрушен до основания. А может быть, капитализм еще не обнаружил всей полноты своей Тайны Беззакония, необходимой для того, чтобы, победив его, победить не вторичные следствия, а причину исторического зла.

Сегодня рушатся последние оплоты того, что еще совсем недавно казалось социализмом. Тем лучше. Еще одна химера разоблачена. Разве истерический эволюционизм советской философии, вера в прогресс и ренегатские лозунги типа "Все для человека, все для блага человека" совместимы с духом истинного социализма?

Сегодня капитализм входит в свою последнюю стадию, следующую за империалистической. Это — стадия мондиализма. Весь мир превращается в царство Количества. Торжествующие глашатаи Системы объявляют о Конце Истории. Да, этот Конец близок. Но он будет совершенно не таким, каким он видится мондиалистам. Грядет пожар планетарной Национальной Революции, Социалистической Революции, Последней Революции, которая положит предел исчерпанному циклу человеческой истории. Новый Человек стоит на пороге. Скоро он войдет в этот погибший мир. Но мир капиталистической тьмы не "обоймет" его... Он грядет, как молния, от края неба до края... И в царстве его начнется Страшный и Праведный Суд над живыми и мертвыми... И времени уже не будет.

Александр Дугин